Герой. Бонни и Клайд: [Романы]

Флейшер Леонора

Берни в отчаянии повернулся к своему адвокату Донне О’Дей, серьезной молодой даме с чувствительным ртом и большими темными, полными сочувствия глазами. Всего три месяца назад ей ис полнилось двадцать четыре года, и Берни ла Плант был пока ее первым и единственным клиентом. Это было ее первое дело в суде, и она страдала при одной только мысли о том, что может проиграть его, хотя, в общем, свидетели защиты отсутствовали, за исключением самого Берни. Но, даже несмотря на свою неопытность, Донна не решилась бы посадить его на скамью подсудимых.

— Ваша Честь, можно

мне подойти к Вам? — спросила она.

Судья кивнул, и Донна подошла к нему вместе с прокурором. Берни, исполненный гнева и отчаяния, угрюмо наблюдал, как оба представителя правосудия тихо совещались с судьей, но слов он не слышал. Внезапно что-то привлекло его внимание, и он буквально застыл на месте. Донна О’Дей оставила на столике защиты свой адвокатский кейс, и Берни заметил, что на документах сверху лежал предел его мечтаний, ее бумажник. Берни привстал и впился взглядом в спины беседующих. Те углубились в разговор, и к тому же крышка открытого кейса отгораживала Берни от них. Если кто-то и мог за ним наблюдать, так это зрители за его спиной, сидящие на скамейках в зале. Берни как бы случайно обернулся. Зал суда был пуст, там не было никаких зрителей. Даже те, кому некуда было податься, выбрали для себя более интересные зрелища, нежели дело Берни ла Планта и банок с латексом.

Воришка быстро смахнул бумажник из кейса к себе на колени и, не спуская глаз с юристов и судьи, пересчитал банкноты. Ему следовало быть осторожным и не проявлять слишком большой жадности, чтобы не вызвать подозрения. Он мог стянуть только часть денег, но не все. Берни украдкой вытащил две банкноты по двадцать долларов и одну или две десятидолларовые бумажки и сунул их в карман, а бумажник швырнул обратно в кейс как раз перед тем, как Донна вернулась к своему столику.

— В чем дело? — сердито спросил Берни. — Виновен! Что это значит?

— Я добилась отсрочки вынесения приговора, — сообщила молодой адвокат.

— О Боже, какого приговора! — голос Берни дрожал от негодования. —Я невиновен!

В эту минуту Берни ла Плант действительно верил в свою невиновность. Таково свойство человеческой натуры.

Со скамьи, на которой восседал судья, раздался удар молоточка, призывающего к порядку.

— Господин ла Плант, — сердито заявил судья. — Меня убедили, что, принимая во внимание вашу непрерывную работу и отсутствие судимостей, вас можно выпустить под залог. Ваш денежный залог будет действовать еще шесть дней, начиная с этого момента. За вами будет наблюдать куратор из полиции, который даст мне рекомендации относительно вашего приговора.

Судья сердито посмотрел на Берни, который, как обычно, отвел глаза от испытующего взгляда судьи, и глаза его забегали.

— Я настаиваю, — важно продолжал судья, — чтобы вы использовали эти шесть дней для приведения в порядок своих дел в ожидании заключения.

Берни вздрогнул. В ожидании «заключения». Ему ненавистно было это слово. Затем он вновь услышал стук молоточка судьи, объявляющего судебное заседание закрытым. Как и слова судьи, этот глухой стук эхом отозвался в голове Берни ла Планта, как будто большие

тяжелые ворота тяжело захлопнулись прямо перед его носом.

— В ожидании тюремного заключения... Что бы это означало? Что он имел в виду? — вопрошал Берни своего адвоката по дороге из зала суда к выходу.

— Это означает тюрьму, господин ла Плант, — ответила Донна О’Дей, поняв его вопрос в буквальном смысле.

Берни нетерпеливо махнул рукой и раздраженно посмотрел на адвоката; одетая в строгий деловой костюм Донна напоминала девочку, нарядившуюся в материнское платье.

— Нет, я понимаю, что он имел в виду. Но я не привык сидеть в тюрьмах, я рабочий человек,

— он нахмурился и закусил нижнюю губу. — Мне неприятно произносить эти слова, мисс Дей, но вам, похоже, надо избавиться от меня. В прошлый раз мой адвокат добился моего освобождения.

— Поэтому, я полагаю, окружной прокурор был столь непреклонен на этот раз, — заметила Донна.

Но у Берни не было настроения слушать причины.

— А как насчет апелляции?

Донна О’Дей удивленно подняла брови:

— Апелляция? У нас нет мотивов для апелляции, — она открыла свой кейс, вызвав тем самым дрожь, пробежавшую у Берни по позвоночнику. Но Донна вытащила какой-то документ, а не бумажник. Берни вздохнул с облегчением: она явно не заметила пропажи.

Он упрямо закусил губу.

— Вам надо отыскать эти проклятые мотивы, простите за вульгарность.

Адвокату, наконец, удалось разыскать в кейсе нужный документ.

— Сейчас нам следует сосредоточиться на отчете куратора из полиции, — сказала Донна.

Глаза Берни сузились.

— Вы хотите сказать, что, если он напишет благоприятный отчет, меня освободят? — тихо спросил он.

Донна опустила глаза и пожала плечами.

— Ну, по-моему, они вряд ли отменят приговор, — призналась она, продолжая рыться в своих бумагах.

— А мне можно продолжать работать, да? — Сам Берни был привязан к своей работе до мозга костей.

— А то я сказал, что болен, там думают, что у меня грипп.

— А сын Вашей бывшей жены — Джозеф?

Берни от неожиданности вздрогнул. Он не предвидел этого вопроса.

— А, сын, да... Как там его? Джо.

— Вы участвуете в его воспитании? — спросила адвокат.

— Участвую? О Боже, — справедливое негодование поднялось в душе Берни при этом вопросе, и его голос сорвался. — Вы наступили на мою больную мозоль. Зачем мне дали назначенного судом адвоката вместо... более опытного! (Черт побери его длинный язык. Он только хотел сказать: вместо настоящего адвоката.)

— Я понимаю, — обиженно сказала Донна. — Как часто Вы видитесь с сыном?

— Ах, очень часто, — солгал Берни и почти поверил в свою ложь.

— Я имею в виду — в последнее время?

При чем тут «в последнее время»? Берни наморщил лоб и задумался, прежде чем ответить:

— Когда последний раз видел сына? Не знаю. Думаю, в его день рождения. Когда же это было? В мае?

Донна О’Дей казалась потрясенной.

— А теперь уже ноябрь, мистер ла Плант. Прошло уже целых шесть месяцев.