Гете и Шиллер в их переписке

Высказывания выдающихся художников об их собственной творческой практике имеют всегда исключительно важное значение. Эти высказывания одинаково существенны как для развития нашей теории искусства, так и для популяризации важнейших эстетических идей.

Наиболее тонкие проблемы искусства лучше всего поддаются изучению именно на материале подобных, непосредственных высказываний великих художников, их писем, разговоров, дневников и т. д. Важнейшие и наиболее трудные вопросы выступают здесь в конкретной, живой и практической форме. Мы можем изучать художественные произведения в процессе их возникновения, сравнивая между собой первичные проекты и промежуточные наброски с законченными произведениями. В подобных документах творческого процесса наиболее значительных художников заложено еще далеко не исчерпанное богатство. Глубокое и всестороннее изучение этих документов помогло бы нам избежать немало различных случаев вульгаризации и упрощения творческих проблем искусства.

Само

собою разумеется, что это наследство также должно быть переработано критически. Хотя мы обращаемся к нему за поучением, стараясь как можно внимательнее проследить процесс возникновения романа или драмы, тем не менее, выводы, проистекающие из этих документов, далеко не всегда непосредственно применимы к нашей собственной практике. Враждебность капиталистического мира развитию искусства вызвала широко распространенный предрассудок, будто только художник может высказать что-нибудь правильное о художественном творчестве. В этом представлении заложена известная частица истины, поскольку выдающиеся художники выражают эстетические идеи данного периода художественного развития с величайшим внутренним пониманием и в тесной связи с живой творческой работой. Однако они выражают эти идеи в столь непосредственной форме, что их высказывания нуждаются в очень детальном исследовании для того, чтобы из метких замечаний мастера превратиться в общезначимые теоретические положения. Это дополнительное исследование подобных высказываний, их критическая переработка должна носить одновременно как исторический, так и эстетико-систематический характер. Понять исторические предпосылки своих собственных художественных достижении было очень трудно даже величайшим из художников прошлого. Они получали от современной им жизни, определенный материал, они подчинялись в cвоей работе определенным традициям совершенствования художественной формы. Исходя из этого комплекса обстоятельств, они старались найти свою собственную дорогу. Однако, при этом они не только не обладали ясным пониманием действительных общественных основ своих исканий, но часто даже и не стремились к подобному пони-манию.

Что касается систематической стороны дела, то, естественно, что в подобных высказываниях художников сплошь и рядом трудно бывает отделить чисто технические проблемы искусства от более общих вопросов содержания и формы. Обаяние подобных высказываний заключается именно в том, что наиболее существенные вопросы формы затрагиваются здесь в теснейшей связи с конкретными путями технического мастерства. Но для того, чтобы извлечь из этих высказываний достаточно серьезные и плодотворные уроки, читатель должен уметь мысленно разложить эту связь и обрести определенную историческую и систематическую дистанцию по отношению к изречениям великих художников об их собственной творческой практике.

Переписка между Гете и Шиллером — один из важнейших документов этого рода — не является исключением из правила. Без сомнения, это весьма своеобразный документ. Ибо Гете и Шиллер были не только наиболее выдающимися писателями своего времени, но так же и в теоретическом отношении стояли на высоте замечательного периода развития философии и теории искусства от Канта до Гегеля. Теоретические произведения Гете и "Шиллера образуют один из важнейших этапов на пути немецкой философии и эстетики от субъективно-идеалистической антиномистики Канта к объективно-идеалистической диалектике Гегеля. Тесная связь высоко развитой эстетической теории и глубокого проникновения в тончайшие детали художественного творчества является своеобразной особенностью переписки Гете и Шиллера. В своей совместной работе оба великих немецких поэта не только взаимно критиковали свои возникавшие в это время или ранее написанные произведения, но одновременно стремились уяснить себе самые существенные и общие принципы формы, своеобразие и различие литературных жанров. Однако именно потому, что стремления Шиллера и Гете были основаны на высокой философской культуре, их идеи нуждаются в революционно-критической переработке, ибо эта философская культура есть идеалистическая диалектика классической немецкой философии со всем ее величием в определении всемирно-исторических проблем новейшего времени, но вместе с тем и с неотделимым от этого величия идеалистическим извращением этих проблем..

Для того, чтобы понять теоретическое содержание переписки, нужно прежде всего; обратиться к историческому содержанию художественных устремлений Гете и Шиллера.

Переписка охватывает годы 1794–1805. Она совпадает, таким образом, со вторым периодом творческого развития Шиллера, с периодом его эстетических сочинений, его баллад, его драм от "Валленштейна" до наброска трагедии о Лже-Дмитрии; у Гете- с "Германом и Доротеей" и различными планами эпических произведений с его балладами. "Побочной дочерью" и возобновлением, работы над "Фаустом". Буржуазные историки литературы обычно резко противопоставляют период совместной творческой работы Гете и Шиллера, как период "классический", реалистическим устремлениям их юности.

Для поверхностного взора многое говорит в

пользу подобного противопоставления; особенно некоторые высказывания самих поэтов. И все же такое резкое противопоставление двух периодов неправильно. Разумеется, между эпохой юности Гете и Шиллера и последующим их развитием существует определенная противоположность. Но эту противоположность отнюдь нельзя свести к формально-художественным или субъективно-психологическим мотивам (как-то: незрелость, в противоположность зрелости, и т. д., в обычном духе буржуазных историков литературы). Мы имеем здесь дело с двумя периодами в развитии самого буржуазного класса, к которому принадлежали Гете и Шиллер. Их юношеский период совпадает с высшим пунктом предреволюционной эпохи Просвещения. Их творческая практика и сопровождающие ее художественные теории целиком опираются на англо-французское просвещение XVIII века. Это- последнее значительное выражение своеобразного художественного реализма эпохи Просвещения. Напротив, так называемый классический период Гете и Шиллера есть первая вершина — послереволюционного периода развития буржуазной литературы, того периода, величайшими фигурами которого были Бальзак и Стендаль, а последним представителем европейского масштаба — Генрих Гейне. В своих основных чертах эпоха мировой литературы, простирающаяся от 1789 до 1848 года, заслуживает названия эпохи высокого реализма, хотя этот реализм существенно отличался от реализма предшествующего периода, хотя во многих случаях (особенно у Шиллера) он был весьма проблематичным и нередко переходил в свою собственную противоположность.

Теория и практика совместной деятельности Гете и Шиллера образуют мост между литературой дореволюционного Просвещения и послереволюционного реализма. Особенно важно в этом отношении жизненное развитие Гете как яркий пример непосредственного перерастания одной эпохи в другую. Мы увидим при рассмотрении высказываний Гете и Шиллера, что целый ряд важнейших творческих проблем послереволюционного этапа буржуазной литературы уже встает перед ними и находит у них интересное, часто очень глубокое, разрешение.

Особенность этой ступени в истории творчества Гете и Шиллера может быть понята только из ее общественного основания. События французской революции 1789 и последующих годов оказали на мышление обоих поэтов огромнейшее влияние. Своеобразием "классической" фазы развития Гете и Шиллера является то, что она начинается одновременно с французской революцией и отражает в дальнейшем последующие этапы этого исторического периода. В самой Франции отражение революционной ломки в "большой" литературе возникло только после завершения всего указанного периода, лишь после свержения Наполеона. В Англии с ее гораздо более развитыми капиталистическими отношениями литературная реакция на происшедшие в мире перемены также сказываются гораздо позже. Лишь в отсталой Германии чрезвычайно быстро возникают непосредственные литературные отзвуки на совершавшиеся мировые события. Эта быстрая реакция была, без сомнения, тесно связана с отсталостью Германии.

Неразвитость буржуазных отношений еще не поставила в это время на очередь демократическую революцию в Германии. Однако капиталистическое развитие зашло уже достаточно далеко для того, чтобы выделить относительно широкое буржуазное меньшинство, которое в идеологической форме; проделало подготовительный период буржуазной революции и теперь по-своему, на языке поэзии и философии, должно было отозваться на завершение предреволюцнонной эпохи и утверждение буржуазного строя во Франции. Экономическая и политическая отсталостью немецких государств определила общий характер этой реакции, а тем самым — своеобразие творческих проблем и решений их у Гете и Шиллера. Особенностью всех немецких откликов на французскую революцию является их отвлеченно-идеологический характер. Переход от теории к практике остается редким исключением (таким исключением явился, например, немецкий якобинец Георг Форстер).

Классовые противоречия были развиты в Германии гораздо слабее, чем во Франции, где острота борьбы наростала по мере развития революционных событий. Эта меньшая степень обострения общественных конфликтов создавала для немецких мыслителей возможность осмыслить происходящие перемены в таких идеологических формах, которые сами по себе были бы возможны и уместны лишь в предшествующую эпоху". Отсюда, например, большая, чем в других странах, склонность ставить разрешать все конкретные социальные проблемы под углом зрения "общечеловеческих" задач. Это, разумеется, не исключает того, что даже в этой чрезмерно отвлеченной и преувеличенно синтетической форме отражались противоречия различных направлений внутри буржуазных классов. Но эти противоречия развивались в недрах еще не созревшей для революционного действия среды. Они выступали главным образом в чисто идеологической форме и порождали различные философские утопии. Влияние общего положения немецкой буржуазии, столь слабой в экономическом и политическом отношении и, вместе с тем, уже как бы созревшей для преобладающей роли в идеологической жизни общества, породило то направление буржуазных идеологов, наиболее выдающимися представителями которого стали Гете и Шиллер.