Геворг Марзпетуни
Шрифт:
Царица разрыдалась.
Князь с грустью молча смотрел на нее. Он чувствовал всю тяжесть ее душевных мук, но ничем не мог помочь горю.
После долгого молчания он вспомнил наконец, что сепух Ваграм ждет его и что им надо посоветоваться с царицей о серьезных делах. Поэтому он подошел ближе и заговорил глубоко искренним голосом:
— Твои печали, преславная царица, давно мне известны, но я не дерзал о них с тобою говорить, тем более что словами не мог тебе помочь. Если я был не прав, прикажи наказать меня, а если нет, выслушай своего слугу.
— Что ты хочешь сказать? — посмотрев на него сквозь слезы,
— Не надо печалиться и грустить, преславная царица. Тот, кто стойко переносит горе, тот побеждает судьбу. Прошлого не вернуть, это тебе известно. Теперь надо подумать о будущем…
— Как? Ты думаешь, что сможешь вернуть государя в лоно семьи? — прервала его вдруг Саакануйш.
— Да.
— Как ты это сделаешь? Ведь он меня не любит…
Князь замолчал и с недоумением посмотрел на царицу.
— Быть может, ты что-то знаешь? Может, он тебе признался и каялся… Говори, князь, ничего не скрывай от меня.
— Мы не поняли друг друга, преславная царица.
— Как, разве ты говоришь не о царе?
— О нем. Я сказал, что надо подумать о будущем. Ты прервала меня. Я хотел сказать, что у нас много забот…
— Ты говорил, что можешь вернуть государя в лоно семьи…
— Да, царица, но ведь бог расширил пределы его дома. Его семья — весь армянский народ. Государь должен вернуться в лоно своего народа.
Царица беспокойным движением выпрямилась и недовольно спросила:
— Разве царь не в лоне своей семьи?
— Нет.
— Как? Ведь ты сообщил, что он, прорвавшись сквозь стан Амрама, отбыл в Какаваберд и сейчас находится там.
— Да.
— А Какаваберд не в Сюнике? А Сюник — не область Армении?
— Все это так, преславная царица, но государь не желает больше возвращаться в столицу. Он переехал в Какаваберд и решил там остаться навсегда.
— Что ты хочешь этим сказать? Я не понимаю.
— Царь в глубоком отчаянии. Поражение, понесенное им, угнетает его. «После этого, — сказал царь, — я больше не обнажу меча и не поднимусь на трон. Мои князья опозорили меня перед всем миром. Пусть же они отвечают за гибель моей страны».
— Князья? Разве это князья опозорили его? — с горечью спросила царица.
— Кто же еще?.. Если б они были в единении с царем, Цлик-Амрам не осмелился бы восстать, абхазцы не присоединились бы к нему.
— Ты очень забывчив, князь, — прервала царица. — Разве ты не помнишь недавнего прошлого? Два месяца тому назад мой деверь Абас и спарапет Ашот заключили между собою мир, нахарары были друзьями царя, и благодаря этому царь мог снова взять Двин и изгнать оттуда арабов. Вы даже устроили праздничные торжества в Двине по этому поводу. Но Амрам все же восстал… Что же было причиной?
Марзпетуни, опустив глаза, молчал.
— Ты не желаешь отвечать? Отвечу я. Причина в том, что государь сошел с пути добродетели, что он безжалостно разбил свою семью и семью своего соратника. И бог наказал его именно тогда, когда он думал, что уже всемогущ, что ему дозволено совершить любое зло и остаться безнаказанным. Даже в ту минуту, когда судьба помогла ему изгнать из столицы чужеземцев, он, вместо того чтобы отслужить молебен богу и вернуться в Еразгаворс к своей семье, отправился в Утик, чтоб отпраздновать двинскую победу вместе с женой Цлик-Амрама. И вот десница господня покарала его. Не доезжая до Утика,
— Все это правда, преславная царица, но что же нам делать сейчас? Сидеть сложа руки? Ведь страна в опасности.
— Делайте, что можете.
— Ты должна нам помочь.
— Я?
— Да, повелительница.
— Что я могу? Я тебе уже сказала, что я несчастная женщина. Не требуйте от меня ничего.
— А разве я один в состоянии действовать? Царь сидит в Какаваберде, спарапет Ашот укрепился в Багаране, царский брат Абас — в Еразгаворсе, владетели могцев и андзевцев защищают только свои горы, Гагик Арцруни за пределами Васпуракана не признает армян. Католикос, вместо того чтобы быть посредником мира и объединить князей, укрылся в Гарни, а ты отказываешься от вмешательства в дела родины. Между тем Нсыр, воспользовавшись бездействием князей, занял Двин и повсюду разослал свои отряды. Что же нам еще раздумывать? Сокрушим царский престол и склонимся перед арабскими знаменами!..
Марзпетуни произнес последние слова с такой силой, что царица вздрогнула.
— Что же я должна делать, князь? — спросила она упавшим голосом.
— Показать пример тем, кто сидит сложа руки.
— Я так взволнована, мысли мои в таком смятении, что я ничего не соображаю. Скажи яснее, что мне нужно делать?
— Я приехал сюда с начальником гардманской крепости сепухом Ваграмом. Среди верных нам князей он самый преданный. Мы решили с ним обратиться ко всем князьям, владельцам крепостей, с просьбой дать нам воинов. Из них мы составим армию и спустимся с гор в равнину. Как тебе известно, крепостям не угрожает вражеское нападение. Но села, деревни и города, которые не имеют укреплений, остались беззащитными. Над народом занесен меч. Надо поспешить на помощь.
— Я не мешаю вам, идите, да благословит господь ваш путь.
— Бог нам поможет. Но тебе придется лишиться своих отрядов.
— Как? Ты хочешь оставить Гарни без войска?
— Если мы привлечем на себя внимание врага, Гарни и другие крепости не будут нуждаться в защите.
— Сила врага велика. Он может одновременно воевать с рами и осаждать крепости.
— Он этого не сделает. Мы ему не позволим, — ответил уверенно князь.
Царица задумалась.
Через несколько минут она спросила:
— От кого вы надеетесь получить воинов?
— От Абаса, от владельцев Сюника, андзевцев…
— А вдруг они откажут?
— Если царица первая подаст пример, никто не осмелится отказать.
— Я согласна. Бери хоть весь Гарни! — решительно сказала Саакануйш.
Князь, низко поклонившись, поблагодарил ее. Затем он попросил разрешения пригласить сепуха Ваграма, которого царица приняла ласково и милостиво. Они втроем стали совещаться и строить планы будущих действий.
Совещание еще не кончилось, когда прислужница доложила, что католикос хочет видеть царицу.