Геймер. Тетралогия
Шрифт:
Это была долгая и немного заунывная песня о том, как молодой самурай отправился на войну с соседней провинцией и как дома его осталась ждать красавица жена. Долго ли, коротко ли, но на чужбине он полюбил другую женщину и остался с ней. Они прожили вместе пятнадцать лет, и все это время его первая жена ничего не слышала о своем муже. Кто-то говорил, что он погиб, кто-то, что попал в позорный плен.
Когда миновало пять лет, а вестей все не было, выплакав все слезы, женщина вышла замуж вторично.
Долго длилось счастье самурая на чужбине, целых пятнадцать лет, и закончилось
Тут же сев на коня, он перемахнул через горы и оказался в родной деревне. Около его дома стоял чужой конь, и повзрослевшая, но нисколько не подурневшая супруга встретила его, неся на руках месячного карапуза.
— Что это за ребенок? Чей это конь?! — С возмущением спросил самурай.
Бедная женщина не знала, как оправдать свою невольную измену, покаянно упав перед мужем на колени.
— Ты обязана срочно развестись с этим мужчиной, — наставительно сказал самурай, когда уже в доме она поведала ему всю историю. — Детей же твоих я возьму в свой новый дом и воспитаю, как и надлежит воспитывать самураев.
Что было делать? Растроганная женщина тут же развелась со вторым мужем и, собрав троих своих детей, пошла вслед за супругом. Когда они подошли к реке, мужчина обернулся на бредущую за ним с малышом на руках жену, двое других мальчишек пяти и трех лет держались за подол ее кимоно.
— Тебе, должно быть, тяжело нести ребенка? — с заботой в голосе осведомился он. — Дай, я понесу его сам.
С этими словами коварный самурай забрал у ничего не подозревающей женщины малыша и швырнул его с моста в воду.
— Если ты моя жена и послушна мне, теперь ты бросишь и двоих других, — приказал он, обнажая меч.
Понимая, что сейчас ее детей порубят на куски, женщина сбросила их с моста в воду, и оба мальчика тут же скрылись в волнах.
Молча добралась несчастная мать до своего нового дома, приготовила ванну и еду для мужа. Когда же он лег спать, она взяла его нож и, написав прощальное стихотворение, в котором поведала о своей печальной судьбе, проткнула себе горло.
Проснувшийся муж обнаружил остывший труп супруги и первым делом уничтожил стихотворение, обличающее его коварство и жестокость, но к тому времени его уже успели прочитать и выучить слуги, проснувшиеся раньше своего господина. Стихотворение было немедленно переложено на музыку, и вскоре во всех домах провинции зазвенели печальные цинны и понеслись слова обличения и боли.
И не было никакой возможности заставить людей молчать, заткнув рот песне…
А песня перемахнула через горы, достигла Киото, влетела во дворец императора, и тот лил слезы над судьбой женщины самурайского рода и троих ее чад.
Когда же император наплакался вволю, он велел доставить к себе жестокого самурая, и его обезглавили на городской помойке среди отбросов, запретив сжигать тело по обычаю предков и позволив собакам и птицам пожирать его.
Допев песню, Хаято не сразу мог отдышаться, так увлекла его самого кошмарная
Дзатаки гулко выдохнул, словно во время исполнения держал этот выдох, боясь потревожить повествование, нарушив магию музыки.
Что же до Ала, то тот словно места себе найти не мог.
— Маленькое помещение, песня, заполнив его полностью, заполнила и нас, так что мы все невольно оказались втянутыми в эту кровавую историю, — подытожил Дзатаки, потягиваясь и оправляя мечи. — Я же говорил вам, что это совершенно особенное место в замке. Здесь свой мир, мир, которому нет дела до того, что происходит вне него. Впрочем, мы, кажется, засиделись, и, возможно, снаружи нас действительно давно ищут.
— Да, доктор Кобояси уже, скорее всего, осмотрел нашего гостя, и тот способен дать нам какие-нибудь объяснения по поводу состояния пленницы синоби. — Хаято сдвинул брови, его лицо потемнело. Теперь он явственно ощущал, что запах прелых листьев идет на самом деле от его отца.
Глава 30
После шторма
Никогда не указывай копьем в сторону своего господина. Это не считается приметой, но после подобного действия тебя не ждет уже ничего хорошего.
Когда Ал и Хаято с силой навалились на дверь, она показалась не просто тяжелой, а словно вросшей в каменный пол.
Немало удивленные мужчины переглянулись, после чего им на помощь пришел Дзатаки, и все вместе, плечом к плечу, они сдвинули наконец непослушную дверь, впустив в сокровищницу приток свежего воздуха, смутно перемешанного еще с каким-то запахом.
— Прошли века, пока мы слушали песню Хаято и предавались думам о вечном, — вздохнул Дзатаки и тут же замолчал, натолкнувшись взглядом на лежащий у дверей труп охранника. Другой мертвец подпирал спиной тяжелую дверь. Отчего она и не открывалась вначале.
Выхватив мечи, все трое стояли какое-то время в дверях сокровищницы, оглядывая крошечное пространство напротив двери и заваленный трупами проход. Самое поразительное, что вокруг не ощущалось ровным счетом никакого движения, вообще ничего, ни стона раненого, ни звона мечей или топота обутых в сандалии ног, ни тебе крика или звуков сражения, ни смеха и ликующих возгласов победителей. Ни-че-го…
Подумалось, что неведомые разбойники ворвались в замок и, уничтожив всех его обитателей, испарились в воздухе. Наконец, придя немного в себя и поняв, что ничего не происходит и ниоткуда на них не собираются нападать, Дзатаки первым подошел к коридору и, не выпуская из рук меча, оттащил за шкирку первый труп, стараясь не смотреть в одноглазое, залитое кровью лицо своего офицера. Его примеру последовали и другие, Ал взял за плечи лежавшего ближе всех к нему самурая и, слегка оттащив его в сторону, прошел в узкий коридорчик, по которому все трое совсем недавно, беспечно болтая, шли в сокровищницу. Хаято следовал за ним, пытаясь разглядеть среди трупов своих самураев чужих мертвецов.