Гиацинтовые острова

Кривин Феликс Давидович

Говорят, ее убили охотники, как и всех других бескрылых гагарок. Но это неправда, этого не может быть: ведь она здесь, на севере, заменяла пингвина. Она ходила вперевалочку — в черном фраке и белой жилетке, как настоящий представитель пингвина, полномочный представитель. За что же ее убивать? Разве можно убивать полномочного представителя?

Она жила в холодных, не пригодных для жизни местах, во всяком случае, мало пригодных. Даже пингвин предпочитал жить на юге, а на север послал ее, чтобы она представляла здесь его интересы. И она представляла. Среди холода, стужи и льдов она представляла здесь его интересы. Не свои, а его интересы. За что же ее убивать?

Нет» конечно, это одни разговоры.

Просто она улетела, — может быть,

даже на юг, чтобы посоветоваться с пингвином и возобновить свои полномочия. Может, когда охотники начали там стрелять, она улетела, чтобы вернуться в мирное время. А когда наступит мерное время, она вернется и будет по-прежнему ходить вперевалочку в своем представительском черном фраке, надетом на белый жилет, — в форме, в которой ходят все полномочные представители.

Она прилетит, конечно же она прилетит, пусть только наступит мирное время! А оно наступит. Сколько б ни стреляли охотники, как бы ни охотничали они на земле, но мирное время наступит… И наступит оно тогда, когда прилетит назад Бескрылая Гагарка…

НАД ЧЕМ СМЕЕТСЯ ПТИЦА КУКАБАРРА

Над чем смеется птица Кукабарра? В лесах, в которых она живет, гораздо больше страшного, чем смешного. Мороз подирает по коже — тот самый мороз, о котором рассказывают птицы, прилетевшие с севера, — продирает по коже здесь, посреди тропических лесов. И в глазах темнеет, как будто наступила полярная ночь, о которой рассказывают птицы, прилетевшие с севера…

Над чем же смеется птица Кукабарра? Она смеется утром, едва проснувшись, и в полдень, перед тем как съесть свой обед, она смеется каждый день, в одни и те же часы, хотя для смеха нет никакого повода. Она смеется так громко, что все страхи, которые бродят в лесу, отступают куда-то в глубину, прячутся за деревьями. И уже не так подирает мороз, и светлеет полярная ночь…

Так вот почему смеется птица Кукабарра! Потому что вокруг больше страшного, чем смешного, но если посмеяться, если хорошо посмеяться, то вокруг станет больше смешного, чем страшного.

БЕЗУМНАЯ, РАЗУМНАЯ

БЕЗУМНАЯ, РАЗУМНАЯ

(Трактат)

Там, где дело касается любви, все становится с ног на голову, и безумное оказывается разумным, а разумное теряет всякий смысл. Все мечтают о безумной любви, и никто не мечтает о разумной. Слишком разумную любовь называют любовью по расчету.

Тот, кто не может рассчитывать на безумную любовь, вынужден ограничиться любовью по расчету. Крапивник вряд ли может привлечь кого-нибудь своей внешностью: у него этой внешности сантиметр-другой — и обчелся. Такая маленькая птичка — не на что и смотреть. Но если взять Крапивника вместе с его участком, тут уже будет на что посмотреть. Каждый сантиметр вырастает в гектар — вот он какая птица, Крапивник!

Другие строят одно гнездо и поэтому имеют одну жену. Крапивник строит пять гнезд. Шесть гнезд. Восемь гнезд. Причем все это большие, массивные гнезда, способные придать вес, чтобы прочно стоять на земле, а не летать в облаках, потому что летать Крапивник не любит. Летать хорошо, когда не от чего улетать, а когда есть от чего улетать, летать не захочется. Да и когда тут летать?

Крапивник хлопочет на своем участке, строит гнезда и при этом громко поет. При его внешности ему нужно очень громко петь, чтоб на него обратили внимание. [39] Тем более что гнездо у него не одно, а целых пять или восемь, и в каждое гнездо нужно поселить жену. И не из-за какой-то там безумной любви, а по обычному расчету: чем меньше любви, тем больше жен, а чем меньше жен, тем больше любви. Таков суровый закон природы.

К слову сказать, безумная любовь редко гнездится в роскошных, благоустроенных

гнездах. У птиц Калао настолько плохо с жильем, что им приходится жить по очереди. Пожил немного — дай другому пожить: вон они уже встали в очередь. Супруге Калао приходится замуровывать себя в дупле: ей нужно спокойно посидеть, чтобы у нее что-нибудь высиделось. И, понимая это, ее супруг помогает ей замуровываться, оставляя для свиданий узкую щель. Потом в эту щель он будет носить жене провизию, и все будут завидовать ему, потому что каждый был бы рад носить своей жене еду, но сначала нужно упрятать жену в дупло.

39

Многие летят на голос любви. Сколько мошкары гибнет в высоковольтных трансформаторах лишь потому, что в гудении трансформаторов им слышится голос любви. Конечно, они ошибаются, эти мошки, — в любви многие ошибаются, — но понять их можно. Потому что каждому хочется услышать голос любви, а ведь чаще всего слышишь то, что хочешь услышать.

Для супруга Калао время пролетит незаметно: пока он будет мотаться туда-сюда, глядишь, у него в дупле что-нибудь высидится. И станет Калао носить пищу всей семье — вот это будет настоящая радость! А когда потомство подрастет и супруга Калао, взломав стенку, выйдет к своему супругу на волю, он не узнает ее, располневшую там, взаперти, а она не узнает его, отощавшего здесь, на свободе.

Но потом он ее узнает. Узнает свой труд, свои бессонные ночи, узнает все, что оторвал от себя, чтобы вложить в это разжиревшее, но по-прежнему любимое тело. А она подумает, что он отощал от любви, потому что мужчины плохо переносят разлуку. И это будет — как свадьба, как новая любовь, и все будут радоваться, что дупло наконец освободилось. [40]

40

Так же радуется очередь, когда из дупла выходит Птица-Носорог. У этих птиц тоже с жильем плоховато.

Впрочем, разве счастье в дупле? Разве счастье в гнезде или в норе? Счастье не втиснешь ни в какую нору, поэтому оно никогда не имеет крова.

Жены Крапивника этого не понимают. И жена Медного Дятла этого не понимает. И она считает, что ее Медный Дятел лучше, чем Золотой. Она делает вид, что не замечает Золотого Дятла, и держится за своего, за Медного. Чем это объяснить?

У Медного Дятла всегда полны кладовые. Он срывает с дубов желуди и прячет их в стебли агав. И когда всем захочется желудей и все полетят искать их на дубе, то, конечно, никто их там не найдет, — потому что кому же придет в голову искать желуди в стебле агавы?

Хитрый Дятел. Хоть и Медный, а хитрый. Впрочем, он ведь не Золотой, ему нечем блистать. Ему, для того чтоб блистать, приходится иметь кладовые.

Золотой — другое дело, этот может сам по себе блистать. А что толку? Ну, полюбуешься на него, но долго ли сможешь любоваться?

Долго не сможешь: есть захочется. Сколько ни любуйся, все равно есть захочется. Потому что дятлы, которыми любоваться, это совсем не те дятлы, с которыми жить.

Так рассуждает жена Медного Дятла. Пускай ее Медный Дятел не идеал, но где вы видели идеальных птиц? Нет среди птиц идеала.

Возьмите певчих: прекрасные голоса, слуховые данные… Артистические натуры… А каковы они в быту, в семейном отношении? Всё — на один сезон. Все эти страсти, исполненные с таким вдохновением, — на один сезон. А в новом сезоне — и страсти новые.

У кого настоящая семья, так это у хищных. Крепкая, на всю жизнь. Правда, голоса не те, что у певчих, да и, честно говоря, хищные, как правило, глуповаты. Самые глупые птицы — это хищные. Но зато внешность у них представительная, солидная, семейная внешность.