Гибель дракона
Шрифт:
— Бросай оружие! — крикнул Михаил.
Старик Зотов выстрелил в сына, но промахнулся и тогда бросил пистолет. К старику подбежали...
Дурным сном промелькнуло все это...
Крепко расцеловав на прощание Федора Григорьевича, Михаил поспешно ушел, сославшись на дела. Но не дела были причиной. Здесь, в доме Федора Григорьевича, где все напоминало о Лизе, Михаилу
Суд над военными преступниками, бывшими генералами царской армии, проходил в Москве при большом стечении публики. В зале сидели старые коммунисты, партизаны, — те, кто отстаивал молодую Советскую республику от врагов, сидевших теперь на скамье подсудимых.
— ...Именем Союза Советских Социалистических Республик...
Семенов слушал слова приговора, словно окаменев. Неужели не сохранят жизнь? Ведь ему осталось так мало... так мало...
— ...бывший атаман Семенов является прямым инициатором зверской расправы над Сергеем Лазо...
Когда это было? Почти тридцать лет назад... Тридцать лет... Семенов смотрел на руки председателя трибунала, державшие лист бумаги, а видел гневное лицо Лазо. И уже не слова приговора слышал он, а голос Лазо: «Предатели и изменники Родины понесут кару от руки трудового народа...»
— ...признать бывшего атамана Семенова виновным в казни сотен советских граждан... признать виновным в создании диверсионно-шпионской сети в Маньчжурии, направленной против Советского Союза...
Да! Все так! Но жить! Жить!..
— ...Приговорил! — сурово читал председатель трибунала. — Семенова Григория Михайловича, 1890 года рождения, уроженца станицы Дурулгуевского, Забайкальской области, генерал-лейтенанта царской армии... Родзаевского Константина Владимировича... Бакшеева Алексея Прокловича... Ухтомского Николая Александровича...
— Не может быть! — шептал Семенов. — Не может быть!..
— ...к смертной казни через повешение.
Карпов прощался с батальоном.
Какие-то незнакомые девушки, пробравшись на перрон, просили передать Ольге привет. Они служили
— Возвращайтесь скорее! — звонко кричал Камалов, а сам все старался повернуться к девушкам так, чтобы они видели его новенький орден.
Самохвал, смущенно кашлянув, сказал застенчиво:
— Не задерживайся. Мне без тебя трудно будет. Академия академией, а полк — родной дом.
Протяжно загудел паровоз. Мимо окон медленно поплыл вокзал. Толпа колыхнулась и двинулась вслед за поездом. Каждый что-то кричал, но что — разобрать было невозможно. Карпову казалось — половина его жизни осталась там, на платформе, где стояли, тесно прижавшись друг к другу, махая вслед поезду пилотками, Самохвал, Золотарев, Камалов, Гурин... А скольких нет в живых...
В раскрытое окно врывался свежий таежный ветер. Запах хвои наполнял вагон. Казалось, хвоей пахнет все: вещи, папиросы, продукты. Поезд, покачиваясь, бежал мимо вековых сосен, голубых озер, речушек.
Через три часа — Красноярск. Телеграмму Карпов отправил еще вчера. Он раскрыл чемодан и принялся укладывать несложный солдатский багаж.
Поезд загромыхал по мосту. Все приникли к окнам. Карпов смотрел на широкую реку с крутыми берегами и невольно сравнивал ее с далекой родной Волгой.
А колеса уже стучали по стрелкам. Плыл навстречу вокзал.
Красноярск.
Карпов взял чемодан. Поставил. Снова поднял. Последние минуты ожидания, как последние шаги перед концом пути, самые трудные. Прижался лбом к прохладному стеклу. На перроне, словно ребятишки, бежали вперегонки взрослые солидные люди с гремящими чайниками в руках. По краю перрона ходил милиционер в новой форме и начищенных до блеска сапогах. Спешили к прибывающему поезду носильщики в белых фартуках.
Карпов вышел из вагона и, поставив чемоданчик, огляделся, отыскивая Ольгу. Он знал, она должна быть где-то здесь, рядом.
Для Карпова начинался завоеванный в тяжких боях мир.