Гибель эскадры
Шрифт:
Гайдай. Сыграй, браток, про кочегара старому кочегару.
Моряк снял гармонь, и зарыдала гармонь, и тихо поет Гайдай.
Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали. Товарищ, мы едем далеко, Подальше от этой земли. «Товарищ, не в силах я вахту держать, — СказалКомиссар. Приказ… связаться… с Москвой… Штаб…
Гайдай.
Напрасно старушка ждет сына домой. Ей скажут — она зарыдает. А волны бегут от винта за кормой, Бегут и вдали исчезают.Тихо снимают моряки бескозырки, стоят над мертвым комиссаром. Бесшумно из-за колонны появился Стрыжень.
Стрыжень. Адмирал выводить эскадру в море отказался.
Вздрогнули все, повернулись и застыли. Смотрит Стрыжень на товарищей, он понял все. Рука тяжело сгребла с головы бескозырку — как-то неестественно он повел ею по лицу, словно вытирая первые слезы, и, скомкав в руке, сунул ее в карман.
Занавес
У адмирала.
Мичман Кнорис (напевает).
Куда, куда вы удалились?.. . . . . . . . . . . . . . . Паду ли я, стрелой пронзенный?..Эх, Ленский, Ленский, тебе до боли завидует князь Кнорис. Умереть от любви так, чтобы поколения прекрасных дам ежевечерне нежно плакали по тебе в третьем акте. А меня расстреляют, и никто нежно не заплачет. Боцман Кобза, ты любишь эту арию, ты слыхал ее?
Кобза. Так точно, господин мичман, слыхал. В Киеве когда-то, давно. А вообще я песни люблю, не могу не любить, господин мичман. Такая наша нация — певучая. А что до театра, до танцев, то разрешите доложить: нет в мире такого украинца, который бы в своей жизни не представлял. Все представляют, все актерами были. Это уже от природы устроено.
Мичман. Ты тоже был актером?
Кобза. Так точно! И еще каким актером! В семинарии мы не раз ставили «Кум-мирошник, или Сатана в бочке». Бывало, как выйду в жупане да как крикну: «Ой, куме, куме, добра горилка…»
Мичман(резко перебивает). Смирно!
Кобза.
Мичман. У тебя голос, понимаешь… палубный голос.
Кобза. Так точно.
Мичман(вынул портсигар). Куришь?
Кобза. Так точно.
Мичман. Прошу.
Кобза. Благодарю, господин мичман. (Закурил.)
Мичман. Где же уважаемые делегаты?
Кобза. На линкоре созывают митинг.
Мичман. Опять митинг. Домитингуются, пока их не разгонит комиссар. Идиоты — стрелять надо!
Кобза. Пускай митингуют. Линкоры за нас, господин мичман. А рано утром город будет занят, и тогда — крышка! Только бонами бы закрыть бухту, постольку поскольку миноносцы могут уйти.
Мичман. Пускай только попробуют уйти в море — один залп с линкора, и они пойдут на дно.
Кобза. Центральной раде необходимо сдать эскадру вместе с миноносцами, а на дно найдем кого пустить.
Мичман. А ты политик, Кобза! Верно! Ты хитер, как настоящий хохол.
Кобза. Я украинец, господин мичман, поскольку хохлов уже нет. Есть наше правительство — Центральная рада, которая завтра получит флот и станет хозяином Черного моря.
Мичман. Центральная рада будет хозяином на Черном море… Так… так… Ты счастливый! Завтра мы поднимем на флагмане ваше знамя, и мичман князь Кнорис, офицер российского его императорского величества флота, отдаст честь желто-блакитному знамени боцмана Кобзы… Гениальная эпоха, Кобза! Завтра ты сможешь стать мичманом.
Кобза. Завтра боцман Кобза будет лейтенантом.
Мичман. Лейтенантом? Боцман Кобза мечтает стать лейтенантом! Какое нахальство! Смирно!
Боцман вытянулся.
Направо! Шагом марш! Стой! Кругом!
Боцман ходит, мичман рассматривает журнал.
Стой! (Подходит.) Ты понимаешь, что сказал? Морда!
Кобза. Снаряды рвутся все ближе и ближе, господин мичман. Еще несколько часов — и Севастополь будет занят нашими войсками. Завтра мичман Кнорис станет вице-адмиралом нашего флота.
Мичман. Что? Я буду вице-адмиралом? Вольно, лейтенант Кобза. Ты понимаешь, что ты сказал… приятель?
Кобза. Да. Это произойдет на рассвете. Одни пойдут на дно, другие будут смотреть, как желто-блакитное знамя торжественно будет поднято на мачту флагмана. Вице-адмирал подаст рукой знак, оркестры загремят, и горы задрожат от выстрелов линкоров, постольку поскольку это будет первый привет Центральной раде.
Мичман. Вы поэт, лейтенант.