Гибель гигантов
Шрифт:
За прошедшее время он спал со многими женщинами, последняя, в Омске — белокурая русская красавица, заскучавшая любовница жирного царского генерала, слишком пьяного и ленивого, чтобы спать с ней самому. Но воспоминание об Этель оставалось по-прежнему ярким. Интересно было бы посмотреть на ее ребенка. У Фица наверняка было с полдюжины бастардов по всему свету и только про ребенка Этель он знал наверняка.
И она же разжигала недовольство интервенцией в России. Теперь Фиц понимал, откуда шла информация. Все ее проклятый братец, сержант в Эйбрауэнском землячестве. Все
В течение следующих нескольких недель белые гнали перед собой ошеломленных красных, которые решили было, что силы Сибирского правительства на исходе. Если бы войска Колчака смогли соединиться со своими сторонниками на севере, в Архангельске, и с добровольческой армией Деникина на юге, они бы создали фронт серповидной формы, и этот серп протяженностью в тысячу миль неудержимо двинулся бы на Москву.
Но в конце апреля красные пошли в контрнаступление.
Фиц к тому времени был в Бугуруслане: мрачном, нищем городишке в лесном краю в сотне миль к востоку от Волги. Несколько обветшалых каменных церквей и муниципальных зданий возвышались над крышами низеньких деревянных изб, как сорняки над кучей мусора. Фиц сидел с отрядом разведки, анализируя отчеты о допросах пленных. Ему и в голову не приходило, что что-то не так, пока он не выглянул в окно и не увидел на главной дороге поток измученных солдат Колчака, шедших через город в обратном направлении. Он послал американского переводчика, Льва Пешкова, расспросить отступавших.
Пешков вернулся с печальным рассказом. Красные нанесли мощный удар с юга по растянутому левому флангу наступающей армии Колчака. Чтобы не дать разделить его войско надвое, командующий силами белых генерал Белов приказал солдатам отступить и перегруппироваться.
Через несколько минут привели на допрос красного дезертира. При царе он был полковником. То, что он рассказал, привело Фица в отчаяние. Красных ошеломило наступление Колчака, сказал он, но они быстро перегруппировались и пополнили запасы. Троцкий заявил, что Красная Армия должна продолжать наступление на восток.
— Троцкий думает, что стоит красным остановиться, как Антанта признает Колчака Верховным правителем; а после этого они наводнят Сибирь войсками, оружием и продовольствием.
Именно на это Фиц и надеялся. На своем нетвердом русском он спросил:
— И что же сделал Троцкий?
Ответил дезертир быстро, и Фиц не понял ничего из сказанного, пока не услышал перевод Пешкова:
— Троцкий объявил дополнительный призыв среди большевиков и профсоюзов. Результаты оказались поразительными. Прибыли отряды из двадцати двух областей. Новгородский областной комитет мобилизовал половину личного состава!
Фиц попытался себе представить, что Колчак получил такую поддержку у своих сторонников. Это было невозможно.
Он вернулся к себе за вещами. И чуть не опоздал: Землячество едва успело уйти до прихода красных, а несколько человек так и остались в городе. К вечеру отступала вся Западная армия Колчака, и Фиц сидел в
Через два дня он вновь был в Уфе, в коммерческом колледже.
За эти два дня настроение Фица упало. Он был вне себя. Он воевал пять лет и понимал, что настал переломный момент. Русскую гражданскую войну можно было считать законченной.
Белые очень ослабели, и победить должны были революционеры. Ничто, кроме вторжения, не могло изменить ситуацию, а его не будет: Черчиллю приходилось нелегко даже из-за того немногого, что он делал. Билли Уильямс и Этель позаботились о том, чтобы необходимое подкрепление так и не послали.
Мюррей принес ему мешок писем.
— Сэр, вы желали видеть письма, которые солдаты шлют домой, — сказал он с ноткой неодобрения в голосе.
Фиц, игнорируя щепетильность Мюррея, открыл мешок. Он искал письмо от сержанта Уильямса. Хоть на ком-то можно будет сорвать зло.
Он нашел то, что искал. Письмо сержанта Уильямса было адресовано Этель Уильямс — он не стал писать настоящее имя из опасения привлечь внимание к своему предательскому письму.
Фиц стал читать. Почерк у Билли Уильямса был крупный и уверенный. На первый взгляд текст казался невинным, но странноватым. Однако Фиц работал в комнате 40 и имел представление о шифрах. Он занялся расшифровкой.
— Сэр, — обратился к нему Мюррей, — вы не видели в последние день-два американца Пешкова?
— Нет, — сказал Фиц. — А что с ним такое?
— Кажется, он отстал, сэр.
Троцкий страшно устал, но не пал духом. От пережитого напряжения морщины на лице стали глубже, однако огонь надежды в глазах не погас. Григорий думал, что Троцкого поддерживает незыблемая вера в то, что он делает. Наверное, у них у всех была эта вера: и у Ленина, и у Сталина. Каждый был уверен, что знает, как надо поступить, о чем бы ни шла речь — от земельной реформы до тактики ведения войны.
Григорий был не таким. Работая с Троцким, размышляя, чем ответить на действия Белой армии, он пытался найти наилучший вариант, но никогда не был уверен, правильное ли решение он принял — пока не становился известен результат. Может, именно поэтому Троцкий был всемирно известен, а Григорий оставался простым комиссаром.
Как обычно, Григорий сидел в личном поезде Троцкого с картой России на столе.
— Вряд ли нам стоит беспокоиться по поводу контрреволюционного наступления на севере, — сказал Троцкий. Григорий был с ним согласен.
— По данным нашей разведки, английские солдаты и матросы на севере бунтуют, — сказал он.
— И они потеряли всякую надежду соединиться с войсками адмирала Колчака. Его армия бежит со всех ног назад, в Сибирь. Можно было бы гнать их дальше, за Урал, но я думаю, у нас есть более неотложные дела.
— На западе?
— Да, там тяжело. В Латвии, Литве и Эстонии белых поддерживают реакционные националисты. Колчак назначил там главнокомандующим Юденича, и его поддерживает английская флотилия, не давая нашему флоту выйти из Кронштадта. Но еще больше меня волнует юг.