Гибель императорской России. Воспоминания
Шрифт:
Что же в действительности произошло? Переродился ли А. Д. Протопопов в один день из левого октябриста в крайнего правого и ярого сторонника самодержавия? Несомненно, перерождения не было, ибо А. Д. Протопопов ни по рождению, ни по воспитанию, а в особенности по своему материальному положению, сторонником левых партий никогда быть не мог, и его левый октябризм был модным флагом, под которым он прошел в члены Государственной Думы.
Перед своим назначением министром А. Д. Протопопов длительно беседовал с Государем, и если его «шарм» произвел впечатление на Императора, то в свою очередь и он попал всецело под полное обаяние Его Величества, а все, имевшие счастье когда-либо говорить с нашим Царем, знают, как Он мог очаровать всякого, когда этого хотел. После этого свидания нервный и легко поддающийся впечатлениям А. Д. Протопопов воспылал к Государю возвышенной любовью и по возвращении со ставки начал рассказывать всем не только об этом благородном чувстве, но и о своей беспредельной готовности положить все силы на поддержание самодержавия. Это обстоятельство при его словоохотливости не осталось неизвестным среди депутатов, а последующие действия
Когда А. Д. Протопопов произнес в Москве свою первую речь, возвестив России, что у него нет политики и что он считает себя обязанным проводить тенденции председателя Совета Министров Б. В. Штюрмера, с которым, кстати сказать, он был в самых неприязненных отношениях и который всячески противился его назначению, я высказал ему, что такая речь в устах министра внутренних дел есть похороны себя по первому разряду.
В дальнейшем у него не оказалось привычки к систематической работе, не было и определенных взглядов на те или другие государственные вопросы, а главное — отсутствовала решимость довести какое-либо предначертание до конца. В министерстве начался полный хаос, а политические разглагольствования министра вызвали протест даже со стороны его товарищей, князя В. М. Волконского и В. А. Бальца и совершенно сбили с толку директоров департаментов и прочих подчиненных лиц, что повлекло за собой полную приостановку правильного функционирования ведомства.
Неустойчивостью страдало и отношение А. Д. Протопопова к Государственной Думе: под влиянием минуты он то собирался ее распускать, то добивался временного приостановления ее занятий, но ни разу не мог сказать даже себе, что же в действительности следует сделать? Я помню обсуждение вопроса о роспуске законодательных учреждений в совещании товарищей министра. Перед заседанием А. Д. Протопопов просил меня выяснить состояние войск Петроградского гарнизона. Я переговорил с командиром гвардейских запасных частей, генерал-лейтенантом Чебыкиным и его помощником, полковникам Павленко, и пришел к убеждению, что, несмотря на их категорические утверждения и уверения о полном благополучии в войсках, правительство рассчитывать на твердую поддержку гарнизона не может. В частях почти не было кадровых офицеров, в рядах их находились в большом количестве распропагандированные местные рабочие и дисциплина соблюдалась крайне слабо. Когда я прямо от генерала Чебыкина вернулся в заседание, министр был поражен моим заявлением, что о роспуске Государственной Думы не может быть и речи, в особенности, когда это мое мнение нашло себе полное сочувствие со стороны князя Волконского и В. А. Бальца.
Приведенные мной черты характера А. Д. Протопопова находят себе подтверждение в дальнейшем изложении событий последних месяцев перед революцией. Когда вопрос о предполагавшемся назначении А. Д. Протопопова министром внутренних дел был близок к осуществлению, он сообщил мне об этом важном событии в его жизни и, боясь за свою неопытность на новом ответственном посту, предложил занять место его товарища, от чего я категорически отказался, причем заявил моему другу, что я с удовольствием помогу ему своими знаниями и опытом, пока он не подыщет подходящего человека, чтобы занять должность, которую он мне предлагал. После долгих споров А. Д. Протопопов согласился с моими доводами и тотчас по опубликовании указа просил главного начальника Петроградского военного округа откомандировать меня в его распоряжение, а засим последовал высочайший приказ о переводе меня в министерство внутренних дел с назначением в штат генералов, состоявших при министерстве.
А. Д. Протопопов хорошо знал, что от правильной постановки продовольственного дела зависит спокойствие государства, так как некоторый недостаток предметов первой необходимости, вызванный продолжительностью войны, возбуждает неудовольствие в, населении и может быть использован оппозицией, а равно и чисто революционными организациями как серьезное средство борьбы с правительством, тем более что обыкновенная тактика указанных выше групп выражалась в создании около таких вопросов «боевой» атмосферы при помощи выступлений в Государственной Думе, кампании в прессе и резолюций всевозможных общественных собраний. А. Д. Протопопов был сторонником сосредоточения продовольствия государства в руках министерства внутренних дел. Прежде всего ему хотелось знать действительное экономическое положение в столице, которая была всегда первоисточником всяких беспорядков. Выяснение постановки продовольственного дела в Петрограде А. Д. Протопопов возложил на меня, и я тотчас же отправился к Петроградскому градоначальнику, князю А. Н. Оболенскому, из беседы с которым установил, что продовольствие столицы обстоит довольно благополучно и ожидать острого недостатка пищевых продуктов, а тем более голода нельзя; затруднения проистекали от задержек, вызванных некоторыми нарушениями правильного транспорта и тем обстоятельством, что провинциальные начальники губерний и областей России запрещали вывоз продуктов из подведомственных им местностей, для устранения чего требовалось вмешательство центральной власти. Нечего говорить о таких же воспрещениях, осуществляемых институтом особо уполномоченных для правильного снабжения армий. Эти сведения были мне подтверждены и особой комиссией из чинов градоначальства и столичной полиции, в ведении которой сосредоточивалась вся практическая деятельность по получению для Петрограда продовольствия. В этой же комиссии было посвящено много времени для обсуждения мероприятий по устранению около продуктных и других лавок «хвостов» (очередей),
О результате моих исследований я доложил министру, указав при этом, что деятельность градоначальника по снабжению столицы продовольствием вполне удовлетворительна, так как задержка в доставках происходила по не зависевшим от него причинам. Однако А. Д. Протопопов со мной не согласился и, признав, что градоначальник не проявил достаточной энергии, настоял на оставлении им своей должности, после чего Государь Император назначил князя Оболенского в свою свиту. Его заместитель и последний петроградский градоначальник, бывший помощник варшавского обер-полицеймейстера, генерал-майор А. П. Балк был очень хорошо знаком с полицейским делом, соединяя практические знания службы с безусловной честностью, но несмотря на свою исключительную трудоспособность, сделать что-либо в эти последние месяцы не мог.
Вопрос о постановке продовольственного дела в России явился предметом, как я уже упоминал, обсуждения губернских земских собраний, частных общественных совещаний и, наконец, комиссии Государственной Думы. Он весь вращался в области пререканий о том, кому из министров это дело должно быть передано. Министерство внутренних дел, при своих многообразных функциях, оценивалось неблагоприятно прежде всего потому, что в его ведении была полиция. Вторым неблагоприятным фактором была личность самого министра, однако, несмотря на организованный в министерстве внутренних дел специальный отдел, заведовавший продовольственной частью Империи, и то обстоятельство, что на местах ни одно ведомство не могло обойтись без содействия полиции — все либеральные резолюции были вынесены в пользу передачи этого дела министерству земледелия и землеустройства, в особенности потому, что министр граф А. А. Бобринский был членом Государственной Думы и приятным ей человеком. К этому решению присоединилась и думская комиссия.
В своих особых заботах о деле народного продовольствия А. Д. Протопопов доложил Царю создавшуюся вокруг него обстановку и ходатайствовал о передаче снабжения населения пищевыми продуктами всецело в его ведение. Государь соизволил на это согласиться и телеграммой повелел премьеру Б. В. Штюрмеру, ввиду перерыва занятий законодательных учреждений, издать надлежащий о сем закон в порядке 87 ст. учрежд. Госуд. Думы. Председатель Совета Министров с обнародованием этого повеления промедлил около двух недель и только накануне возобновления парламентской сессии сообщил министру внутренних дел, что закон будет обнародован в тот же день, чем А. Д. Протопопов был чрезвычайно поражен. Такая задержка опубликования была совершенно понятна со стороны Б. В. Штюрмера: он предвидел, что в первом же заседании Государственной Думы его действия и политика подвергнутся усиленной критике, а потому желал отклонить этот удар от себя в сторону министра внутренних дел. Ни на одну минуту он, очевидно, не задумался, что такой акт вызовет раздражение против Императора и является недопустимой государственной бестактностью в отношении нижней палаты. С сильным негодованием передал мне об этом обстоятельстве А. Д. Протопопов и пожелал узнать мое мнение. Я посоветовал принять все зависящие от него меры, дабы опубликование не состоялось. Действительно, в ту же ночь была получена Б. В. Штюрмером от Государя Императора телеграмма о приостановлений уже воспоследовавшего высочайшего повеления.
В первых числах октября А. Д. Протопопов упросил меня принять на себя временно исполнение обязанностей товарища министра внутренних дел. Высочайшее соизволение последовало, о чем он известил меня, как это полагалось, официальным письмом и поручил заведование делами департамента полиции. В день вступления в должность у меня случайно был начальник первого отделения департамента общих дел Н. Н. Боборыкин. Зная малое знакомство министра с канцелярской техникой, я просил его не забыть отправить в правительствующий сенат рапорт министра о состоявшемся обо мне высочайшем повелении, а на другой день напомнил об этом и директору департамента, общих дел, который успокоил меня, сказав, что рапорт представлен для подписи А. Д. Протопопову. Недели через две, по приказанию последнего, я приехал к бывшему тогда министром путей сообщения А. Ф. Трепову для переговоров по служебному делу. По окончании деловой беседы А. Ф. Трепов спросил меня отчего правительствующий сенат не извещает о возложении на меня указанного выше поручения, прибавив, что накануне по этому поводу был разговор в Совете Министров, на что я ответил изложенными только что данными. Так как я сам не мог объяснить себе причин задержки рапорта, то я прямо отправился к А. Д. Протопопову и задал ему этот вопрос. Он схватился за голову и воскликнул, что забыл подписать рапорт, после чего начал тщательно разыскивать его в груде бумаг, заполнявших все столы в кабинете. Наконец рапорт нашелся, и я положил его около министра, прося подписать, на что получил уверение, что он сейчас это сделает. Долго я у него не оставался, а потому не имел возможности убедиться лично в исполнении им своих слов.
Сообщенное мне А. Ф. Треповым повторил через несколько дней по телефону мой бывший сослуживец по прокурорскому надзору в Москве, обер-прокурор I департамента правительствующего сената А. И. Руадзе, присовокупив, что к нему поступили подписанные мной по делам министерства рапорты в сенат, а он, за отсутствием названного уведомления министра внутренних дел, не может дать им хода. Тогда я вновь напомнил А. Д. Протопопову и опять получил те же обещания о немедленной посылке рапорта. Каково было мое удивление, когда в первый день открытия сессии Государственной Думы был внесен запрос, почему я исполняю обязанности товарища министра без опубликования о сем высочайшего повеления, — и я высказал А. Д. Протопопову свое негодование в довольно резкой форме.