Гибель Императорской России
Шрифт:
Эти последние два мои сотрудника сыграли потом значительную роль в Финляндии, занимая: Липский — должность помощника генерал-губернатора, а Боровитинов — вначале должность директора генерал-губернаторской канцелярии, а впоследствии вице-президента Финляндского сената.
При ближайшем ознакомлении с делами главного тюремного управления я нашел, что тюрьмы Российской Империи переполнены более чем вдвое. Быстро развивавшийся в них сыпной и брюшной тиф требовал найма дополнительных помещений, а ежедневно поступавшие из провинции сотни телеграмм указывали, что местные поставщики, ввиду крайней задолженности тюремных комитетов, зависевшей от недостатка отпускаемых главным тюремным управлением средств, не хотели более продолжать поставок в долг. Единственным спасением было увеличение бюджета. Работы в этом направлении, а именно по составлению сметы на наступавший год, были уже закончены при моем предместнике. Мне оставалось только подумать над сокращением возможных расходов. По практике главного тюремного управления хозяйственное отделение отдавало заказы на необходимые для тюремных
Самое серьезное препятствие намеченному увеличению я встретил ранее внесения сметы в Государственную Думу, во-первых, в междуведомственном совещании при главном тюремном управлении, а во-вторых, и, совершенно неожиданно, в Совете Министров. В обоих заседаниях определенно проявилась финансовая система бывшего в то время министром финансов В. Н. Коковцова. Эту систему правильнее было бы назвать казначейской: министерство финансов не исходило из положения, какие расходы действительно необходимы ведомству, а, исчислив предварительно, по государственной росписи, предполагаемые доходы и расходы, указывало своим представителям в совещании на ту сумму, которую оно может дать ведомству для заключения росписи без дефицита. Таким образом, центр внимания был обращен не на изыскание средств новых государственных доходов, а на сокращение расходов путем арифметического прибавления остатка по бюджету к бывшим, и признанным недостаточными, расходам. Зная размер остатков, представители ведомства министерства финансов и действовавшего с ними солидарно государственного контроля оспаривали каждую копейку и накидывали, после долгих препирательств, по отдельным статьям предназначенные на этот предмет их начальством суммы. То же повторилось и в междуведомственном совещании при обсуждении сметы, о котором я говорил,— и хотя мне удалось добиться некоторых увеличений, но таковые были очень незначительны, и я, с разрешения министра юстиции, внес выработанную в главном тюремном управлении смету в Совет Министров с пререканиями. Заседание происходило под председательством П. А. Столыпина, но, к сожалению, в отсутствие министра юстиции, которого заменял его товарищ сенатор Гасман. Последний страдал, как это часто встречалось в то время, боязнью перед министерством финансов, от которого зависело очень много в благополучии ведомства. В. Н. Коковцов в очень резкой форме возражал против сметы тюремного ведомства, причем не постеснялся признать и указанную выше систему, заявив, что у него остается около 20 миллионов, которые он предлагает ведомствам делить между собой, как им угодно. Сенатор Гасман оппонировал очень слабо. Тогда я просил П. А. Столыпина предоставить мне слово. Не скрою, что я был сильно возбужден нападками В. Н. Коковцова и позволил себе возражать министру финансов в такой форме, которая в те времена считалась недопустимой для второстепенного представителя ведомства министерства юстиции. Я указал, что большинство расходов, о покрытии которых я ходатайствовал, точно исчислены в представлении, имеют своим предметом продовольствие арестантов в условиях тифозной эпидемии, что я никаких личных целей не преследую, так как имею достаточно средств для ежедневного обеда. Мое настояние есть результат безусловной необходимости. Я ждал резкой отповеди В. Н. Коковцова, не стеснявшегося в своих возражениях к стоявшим ниже его по рангу лицам, как П. А. Столыпин заявил, что он всецело разделяет мое мнение и полагает, что смета должна быть утверждена. Пожав плечами, министр финансов молча отодвинул от себя бумаги. Совет Министров смету утвердил, что впоследствии одобрила и Государственная Дума.
Из законодательных вопросов, занимавших главное тюремное управление в мое время, главными были вопросы о замене каторжных работ в Сибири содержанием в центральных тюрьмах средних губерний России и прекращение ссылки в Сибирь.
Положение каторжных тюрем в Сибири привлекало к себе внимание моих предместников в течение долгого времени, так как все они признавали, что состояние каторги далеко неудовлетворительно, что было подтверждено докладом специально командированного для этой цели инспектора главного тюремного управления Грана, после обзора им сибирских мест заключения.
Прежде всего каторжные тюрьмы состояли в двойственном подчинении главному тюремному управлению и непосредственно — иркутскому генерал-губернатору, что вызывало нежелательные трения. Было очень трудно, ввиду отдаленности, найти для заведования каторгой персонал, который удовлетворял бы требованиям, предъявляемым к личному составу тюремных учреждений тюрьмоведением. Недостатки надзора усиливались также трудностью контроля за ним, а это ставило начальников тюрем в положение, почти ни от кого не зависимое. Если прибавить к этому общий недостаток кредитов по тюремному ведомству, то станет очевидной необходимость коренной реорганизации каторги,
Оба упомянутые законопроекта были при мне закончены при содействии указанных выше моих сотрудников.
Серьезным делом была правильная постановка арестантского труда. Я застал этот вопрос в блестящем положении: работы были широко организованы. Производимые арестантами изделия удовлетворяли многим из нужд тюремного ведомства, отличались дешевизной, занимали производительно время арестантов и снабжали их при выходе из тюрьмы значительными денежными средствами на первое время свободной жизни. Приобретенные же в тюрьме ремесленные познания давали арестантам возможность производительного труда и вне тюремных стен.
Мне пришлось также обратить внимание и на тюремную дисциплину, которая заставляла желать многого. Например, в одной из тюрем было замечено большое деторождение, как оказалось, вследствие того, что тюремный надзор допускал арестантов в женские камеры. Такие нарушения были немедленно прекращаемы, и я требовал точного исполнения тюремных инструкций.
Летом 1908 года товарищ министра внутренних дел А. А. Макаров, который был моим прокурором, когда я занимал должность товарища прокурора в Москве, сообщил мне, что с 1 января 1909 года он оставляет свой пост ввиду назначения государственным секретарем и что на днях был у него разговор с П. А. Столыпиным о возвращении меня на службу по министерству внутренних дел. Я ни одной минуты не предполагал, что мне предстоит быть заместителем А. А. Макарова, так как считал естественным назначение на эту должность директора департамента полиции М. И. Трусевича и думал, что ввиду высказанного ранее П. А. Столыпиным намерения привлечь меня к полицейской службе, я займу пост директора департамента полиции. В таком смысле я задал вопрос А. А. Макарову, зная, что М. И. Трусевич пользовался его расположением. А. А. Макаров с улыбкой ответил, что я ошибаюсь, проявляя большую скромность: разговор с министром шел о назначении меня товарищем министра и что он, в свою очередь, горячо поддерживал кандидатуру своего бывшего товарища при этом от меня не укрылось, что его отношения к М. И. Трусевичу видимо изменились. «П. А. Столыпин считает этот вопрос решенным, но находит преждевременным официальный с вами по этому поводу разговор»,закончил А. А. Макаров нашу беседу.
В октябре разговор об этом повторился у меня с М. И. Трусевичем, но несколько в иной форме. Директор департамента полиции со свойственной ему самонадеянностью сообщил мне о предстоявшем назначении А. А. Макарова.
«Я, конечно, буду назначен его заместителем»,— сказал М. И. Трусевич и предложил мне ходатайствовать перед министром внутренних дел о назначении меня директором департамента полиции, выражая полную уверенность, что министр на это согласится. Мне пришлось, с трудом удерживая улыбку, благодарить М. И. Трусевича за его любезность.
12 декабря лейб-гвардии Волынский полк праздновал свой полковой праздник. Муж моей двоюродной сестры, флигель-адъютант Жиркевич, как Волынец, дежурил в этот день при Государе и присутствовал во дворце на семейном обеде. Во время обеда Государь Император заинтересовался его семейным положением, причем выяснилось, что он женат на дочери бывшего командира лейб-гвардии Петербургского полка, в то время покойного генерала от инфантерии А. Н. Курлова.
«А начальник главного тюремного управления Курлов не родственник ли вашей жены? Я вчера назначил его товарищем министра внутренних дел»,сказал Государь Жиркевичу.
Последний на другой день прямо с дежурства заехал ко мне, чтобы поделиться радостным для меня известием. По его уходе я сообщил о происшедшем А. А. Макарову, прося его доложить об этом П. А. Столыпину. Через несколько времени А. А. Макаров передал мне, что министр находит в настоящий момент бесполезным скрывать о предстоящем моем назначении и просит меня на следующий день явиться к нему.
«Государь Император не сохранил нашей тайны,— встретил П. А. Столыпин меня, улыбаясь.— Вы видите — я сдержал свое обещание и теперь официально предлагаю вам пост товарища министра внутренних дел».
Я поблагодарил министра, выразив надежду, что буду ему сотрудником, на которого он может положиться, так как всегда доложу ему всю правду, как бы неприятна она ни была, представлю свои соображения совершенно искренно и в конце концов исполню в точности его приказания. В дальнейшей беседе я повторил П. А. Столыпину то, что уже ранее ему докладывал, а именно мой взгляд на постановку дела и службу в департаменте полиции, а главное полное несоответствие моих взглядов с системой М. И. Трусевича. Я высказал предположение, что неожиданность моего назначения и необходимость исполнять распоряжения своего бывшего, хотя и кратковременно подчиненного естественно вызовет у М. И. Трусевича неудовольствие, будет ему при личных свойствах его характера не под силу и, наконец, что, по моему мнению, наша совместная служба ничего кроме вреда делу не принесет. Министр со мной согласился, добавив, что он ни одной минуты не сомневается в уходе М. И. Трусевича и не думает его удерживать.