Гибель королей
Шрифт:
Легко уклониться от копья, когда копейщик не видит тебя. Я велел второй шеренге вырывать копья у противника, чтобы ничто не мешало нам их убивать. Топор Сердика крушил все вокруг, из-под лезвия летели клочья полотна и мозги. Под боевые кличи мы строили новую баррикаду из датчан. Меч Финана рубил руки копейщикам, и датчане тщетно пытались увернуться от его ударов. Мы рубили их и пронзали насквозь, а огонь позади нас разгорался. Я уже стал ощущать его жар. Ситрик вошел в боевой азарт. Оскалившись, он размахивал длинным топором, обрушивая его на головы датчан.
Я швырнул «Жало осы» в сторону нашего берега и
Мы отступили от этого ужаса. Я увидел, как на удивление радостное лицо Христа исчезает в огне, пожирающем хоругвь. Осферт подбросил еще тростника и досок, и пламя быстро набирало силу. Люди Сигурда получили сполна. Они тоже отступили и теперь стояли на противоположном берегу, наблюдая, как огонь захватывает мост. Мы перетащили на свою сторону четыре вражеских трупа и содрали с них серебряные цепи, браслеты и ремни с эмалевыми пряжками. Сигурд, сидя верхом на своем белом жеребце, пристально смотрел на меня. Его сынок с мрачным видом – юнец был недоволен тем, что ему запретили участвовать в битве, – сплюнул в нашу сторону. Сигурд же молчал.
– Эльфаделль ошиблась, – крикнул я.
Однако она не ошиблась. Наш вождь умер, возможно, во второй раз, и на обуглившихся кусках ткани еще можно было разглядеть то место, где Он был и где на Него набросился огонь.
Я ждал. Стемнело, прежде чем настил моста, рухнув в реку, выбросил в воздух снопы искр. Каменные опоры, сложенные еще римлянами, сильно пострадали от огня, но не разрушились. На них можно будет построить новый мост, только на это уйдет много времени – ведь уцелевшие бревна уплыли вниз по течению.
Мы тронулись в путь. Ночь была холодной. Мы шли пешком, а монахов и священников я усадил на лошадей, потому что они валились с ног от усталости. Все нуждались в отдыхе, но я запретил делать привал, зная, что Сигурд обязательно последует за нами, как только сумеет переправить своих людей через реку. Под яркими холодными звездами мы дошли до Беданфорда, там я нашел лесистый холм, который счел удобной оборонительной позицией, и мы расположились на ночлег. Костры мы не разводили. Я внимательно оглядывал окрестности, поджидая датчан, но они так и не пришли.
А на следующий день мы вернулись домой.
Глава третья
Наступил и закончился Йоль, бури одна за другой несли с Северного моря снег, который плотным ковром устилал мертвую землю. Отец Уиллиболд, священники – западные саксы, близнецы из Мерсии и поющие монахи – все были вынуждены оставаться в Буккингахамме. Когда погода улучшилась, я выдал им Сердика и еще двадцать копейщиков, которым предстояло сопроводить их домой. Они забрали с собой волшебную рыбку и Иванна, пленника. Альфреду, если он все еще жив, обязательно захочется
– Мне не разрешили увидеться с госпожой, – сказал Сердик. – Ее держат под замком.
– Под замком?
– Во дворце, лорд. Там все рыдают и причитают.
– Но ведь Альфред был жив, когда ты уезжал, так?
– Он все еще жив, лорд, но священники говорили, что только молитва удерживает его на этом свете.
– Меня бы удивило, если бы они говорили другое.
– И лорд Эдуард обручился.
– Обручился?
– Я присутствовал на церемонии, лорд. Он собирается жениться на леди Эльфлед.
– На дочери олдермена?
– Да, лорд. Ее выбрал король.
– Бедняга Эдуард, – сказал я, вспомнив рассказы отца Уиллиболда о том, что наследник Альфреда хотел жениться на какой-то девушке из Сента. Эльфлед была дочерью Этельхельма, олдермена Суморсета, и Альфред, вероятно, этим браком хотел обеспечить Эдуарду поддержку самых могущественных фамилий Уэссекса. Интересно, спросил я себя, а что случилось с той девушкой из Сента?
Сигурд вернулся в свои земли и оттуда, обозленный, рассылал рейдеров в сакскую Мерсию. Его люди жгли, убивали, уводили в рабство и грабили. Это была обычная пограничная война, ничем не отличавшаяся от постоянных стычек между скотами и нортумбрийцами. На мою территорию рейдеры не посягали, но мои поля лежали к югу от обширных земель Беорннота. Сигурд сконцентрировал свой гнев на олдермене Эльфволде, сыне того человека, который пал, сражаясь рядом со мной при Бемфлеоте, а к территории Беорннота не прикасался, и вот это я считал самым интересным. Так что в марте, когда звездчатка выбелила живые изгороди, я взял пятнадцать человек, и мы отправились на север, к Беорнноту, а в качестве новогодних гостинцев прихватили сыр, эль и соленую баранину. Старик встретил меня сидя в кресле и укутавшись в меховой плащ. Он осунулся, его глаза поблекли, нижняя губа все время дрожала. Он умирал. Беортсиг, его сын, угрюмо смотрел на меня.
– Пора, – сказал я, – проучить Сигурда.
Беорннот нахмурился.
– Хватит ходить туда-сюда, – велел он мне. – Из-за тебя я чувствую себя древним стариком.
– Ты и так старик, – сказал я.
Он поморщился.
– Я как Альфред, – заявил он. – Скоро встречусь со своим богом. Я отправлюсь на судилище, чтобы узнать, кому суждено жить дальше, а кому – гореть. Ведь они пустят его в рай, не так ли?
– Они с радостью примут Альфреда, – согласился я. – А тебя?
– В аду хотя бы не холодно, – хмыкнул он и вытер слюну, налипшую на бороду. – Значит, ты хочешь сразиться с Сигурдом?
– Я хочу прикончить этого ублюдка.
– Перед Рождеством у тебя был шанс, – напомнил Беортсиг. Я проигнорировал его.
– Он ждет, – сказал Беорннот, – ждет смерти Альфреда. Он не нападет, пока Альфред жив.
– Он уже нападает, – возразил я.
Беорннот покачал головой.
– Всего лишь совершает набеги, – небрежно произнес он, – да и весь флот свой в Снотенгахаме вытащил на берег.
– В Снотенгахаме? – удивленно спросил я. Этот город был так же далек, как любой остров, до которого добирались лишь мореходные суда.