Гибель красных Моисеев. Начало террора. 1918 год
Шрифт:
15. Федора Галанина,
16. Василия Алексеевича Анухина
отправить на бессрочныеокопные работы в Вологду» {283}.
И, разумеется, это изменение приговора можно было бы счесть вполне гуманным, если бы не одно обстоятельство…
Именно в Вологду бежали многие участники восстания, чтобы воевать там против большевиков…
И в этом свете «Определение ПЧК» приобретает символический и зловещий оттенок. Бывшие односельчане по решению коллегии
Но это, собственно, и называлось гражданской войной, которая к началу 1919 года стараниями большевиков охватила уже всю Россию…
Глава одиннадцатая.
ОН УБИВАЛ, СЛОВНО ПИСАЛ СТИХОТВОРЕНИЕ
Тихо от ветра, тоски напустившего,
Плачет, нахмурившись, даль.
Точно им всем безо времени сгибшего
Бедного юношу жаль.
Кольцо врагов сжимает нас все сильнее и сильнее, приближаясь к сердцу.
Не так уж и много насчитается в истории выстрелов, которые бы пустили столько крови, как выстрелы, что прогремели 30 сентября 1918 года.
Первый из них грянул в Петрограде…
Пять лет спустя после этого убийства Марк Алданов написал очерк, где тщательно зафиксировал все подробности события, которые ему удалось выяснить…
«16 (29) августа (накануне убийства Урицкого) он пришел домой, как всегда, под вечер. После обеда он предложил сестре почитать ей вслух, — у них это было в обычае. До этого они читали одну из книг Шницлера, и она еще не была кончена. Но на этот раз у него было припасено другое: недавно приобретенное у букиниста французское многотомное издание “Графа Монте-Кристо”. Несмотря на протесты, он стал читать из середины. Случайность или так он подобрал страницы? Это была глава о политическом убийстве, которое совершил в молодости старый бонапартист, дед одной из героинь знаменитого романа…
Он читал с увлечением до полуночи. Затем простился с сестрой. Ей суждено было еще раз увидеть его издали, из окна ее камеры на Гороховой: его вели под конвоем на допрос.
Ночевал он, как всегда, вне дома. Но рано утром снова пришел на квартиру родителей пить чай. Часов в девять он постучал в комнату отца, который был нездоров и не работал. Несмотря на неподходящий ранний час, он предложил сыграть в шахматы. Отец согласился, — он ни в чем не отказывал сыну.
По-видимому, с исходом этой партии Леонид Каннегисер связывал что-то другое: успех своего дела? Удачу бегства? За час до убийства молодой человек играл напряженно и очень старался выиграть. Партию он проиграл, и это чрезвычайно взволновало его. Огорченный своим успехом, отец предложил вторую партию. Юноша посмотрел на часы и отказался.
Он простился с отцом (они более никогда не
Здесь мы прерываем цитату из очерка «Убийство Урицкого», поскольку далее Марк Алданов описывает событие по слухам, а у нас есть возможность привести свидетельства очевидцев.
Однако прежде чем перейти к рассказу о событии, произошедшем в вестибюле дома № 6 на Дворцовой площади, где размещался Комиссариат внутренних дел Северной коммуны, отметим, что Алданов хорошо знал Леонида Каннегисера и любил его. И понятно, что он, может быть и неосознанно, несколько романтизировал своего героя:
«Он всей природой своей был на редкость талантлив. Судьба поставила его в очень благоприятные условия. Сын знаменитого инженера, имеющего европейское имя, он родился в богатстве, вырос в культурнейшей обстановке, в доме, в котором бывал весь Петербург. В гостиной его родителей царские министры встречались с Германом Лопатиным, изломанные молодые поэты со старыми заслуженными генералами [50] . Этот баловень судьбы, получивший от нее блестящие дарования, красивую наружность, благородный характер, был несчастнейшим из людей».
50
В этом утверждении М. Алданова нет никакого преувеличения. Определенно известно о знакомстве Леонида Каннегисера с Сергеем Есениным и Мариной Цветаевой. А среди изъятых у Каннегисера при аресте бумаг в деле хранится, к примеру, письмо Надежды Александровны Тэффи, написанное Леониду после самоубийства его брата Сергея: «Друг дорогой! Очень огорчена, узнав о постигшем Вас горе. Прошу верить в мое самое горячее сочувствие и искреннюю преданность. Тэффи». См.: Дело об убийстве Урицкого в 11 томах. Н-196. Архив ФСК. Т. 5. Л. 136.
Алданов тщательно отбирает факты и не то чтобы идеализирует, а как бы поэтизирует отношения в семье Каннегисеров. И, повторяю, это по-человечески очень понятно. Для Алданова — Каннегисеры не были посторонними людьми…
Но вот что странно…
Вчитываешься в протоколы допросов, снятых сотрудниками ПЧК с очевидцев убийства, и вдруг явственно начинаешь ощущать какую-то особую торжественность, даже некий поэтический ритм в рассказах о происшествии этих весьма далеких от поэзии людей.
«Убийца высокого роста. Бритый. Курил папироску и одну руку держал в кармане. Пришел приблизительно в десять часов утра. Молча сел у окна и ни с кем не разговаривал. Молчал» {285}.
«Урицкий направился на лестницу к лифту, я открывал ему дверь. В этот момент раздался выстрел. Урицкий упал, женщина закричала, а я растерялся. Потом я выскочил на улицу — преступник ехал на велосипеде» {286}.