Гибель «Кречета»
Шрифт:
– Здравствуйте!
Соколов отложил карандаш, чтобы пожать протянутую ему руку.
– Как дежурилось? Какие были происшествия?
– Спокойно! Без происшествий!
Инженер поднял к глазам листок с объявлением, прочёл его вслух.
– Вот растяпа! Небось теперь ищет повсюду. А я всегда ношу с собой две пары очков!
Мелкими шажками, чуть вприпрыжку «Мышонок» юркнул за перегородку.
В кабинет Воробьёва ворвался Соколов и, возбуждённо жестикулируя, стал рассказывать о каком-то очень важном событии. Полковник и так плохо
– Вы сядьте, успокойтесь, – протягивая ему стакан, сочувственно сказал Воробьёв. – Выпейте воды и по порядку доложите, что случилось.
– Чепе! – с трудом выговорил Соколов. – Одним словом, Евдокимов в Москве.
Полковник вскочил с места.
– Что?! Где вы его видели? На заводе?
Лётчик чуть заметно улыбнулся и осторожно спросил:
– Мне кажется, вы тоже волнуетесь, Николай Афанасьевич?
– А вы как думаете? Поймать такую птицу и не волноваться! – Полковник открыл коробку «Казбека». – Прошу! Может быть, чаю хотите?
– С удовольствием и закурю и выпью чаю. Только покрепче!
Полковник поднял трубку.
– Буфет? Пожалуйста, принесите в кабинет Воробьёва два стакана чаю, да покрепче. Давайте с лимоном! – И, опуская трубку на рычаг, с нетерпением спросил: – Так где вы видели Евдокимова? И когда?
– Случилось это около девяти часов. После ночной смены я ехал домой в Малаховку и в Люберцах на встречной электричке я увидел у окна человека, который уткнулся в газету. Когда поезд тронулся, он посмотрел в окно. Я заметил широкий лоб, густые брови, тёмные глаза. Одет он в дорогое серое пальто и фетровую шляпу. Я узнал его! Сначала меня как в лихорадке затрясло. Я даже растерялся на секунду, но тут же взял себя в руки. Нет, теперь ты от меня не уйдёшь, гад, подумал я и пулей выскочил из вагона, но на встречный поезд сесть не успел. На следующей электричке я вернулся в Москву, и прямо к вам...
Полковник долго ходил по кабинету, ещё раз закурил, остановился около Соколова и сказал:
– Всё ясно, Юрий Александрович. Не вы выследили Евдокимова, а он вас узнал, хотя вы и «загримированы» хорошо. Теперь их цель – убрать вас с дороги и как можно скорей, а потом продолжать своё подлое дело.
– Что же делать? Не прятаться же мне от них!
– Но и рисковать вами мы не имеем права.
– Я не намерен отступать, Николай Афанасьевич. Единственное, что в моей жизни осталось, это помочь поймать врага.
– Здесь не нужна партизанщина!
– Что же вы надумали, и какие будут указания мне?
– Мы установим неотступное наблюдение за вашей квартирой и лично за вами. Они могут спихнуть вас под поезд или толкнуть под машину. Могут спрятать взрывчатку с невидимыми проводами в комнате. Чуть задел – и готово!
– И подстрелить могут, – вставил Соколов.
– Да, – подтвердил Воробьёв, – но вы не думайте об этом, продолжайте свою службу вахтёра, не волнуйтесь, а то враг сразу заметит перемену в вашем настроении.
Полковник нажал кнопку, вошёл секретарь.
– Попросите Сёмушкина ко мне! Юрий Александрович, подождите немного.
– Интересная новость, Иван Васильевич, – сказал Воробьёв
– Я заметил его на встречной электричке, – вставил Соколов.
– Так вот, товарищ Сёмушкин, я вам поручаю проверить, конечно осторожно, но тщательно ещё раз всё вокруг дома, где живёт Петров; и в сад загляните: не дежурят ли там дружки Евдокимова?
– Да, я помню: окно из его комнаты выходит в сад, а оттуда удобно подстрелить человека.
– Точно! Но когда вы успели проверить? – удивился Соколов.
– Мы были обязаны это сделать. Вас надо беречь, – сказал Воробьёв и, обратившись к помощнику, добавил: – Иван Васильевич, возьми сколько надо людей и дуй в Малаховку.
– А вы, Юрий Александрович, идите погуляйте по городу; часа через три позвоните мне.
Соколов дважды звонил уполномоченному, но напрасно. И только когда «Петрову» нужно было заступать на ночное дежурство, Сёмушкин сообщил, что около дачи и внутри её ничего подозрительного не обнаружено.
Полковник приказал ему ночевать на даче, свет не зажигать, быть начеку!
На рассвете заскрипела лестница; кто-то медленно поднимался на второй этаж. Вот он на верхней площадке, вставляет в замок ключ, открывает настежь дверь, карманным фонарём освещает комнату. В его руке пистолет. Можно догадаться, что человек уже был здесь, ему всё знакомо. Вот он подходит к столу, но в этот момент один за другим выскакивают люди.
Сёмушкин успел отвести руку диверсанта – пуля ушла в потолок.
– Попался, сволочь! – выворачивая ему руки, крикнул Сёмушкин. Пистолет упал на пол.
– Не ломайте руки! Отпустите!
– Ничего с тобой не случится! Давайте его в машину!
Конец агента №113
«Мышонка» тоже арестовали.
Приступая к допросу, Воробьёв думал о том, зачем рискуют жизнью казимирчуки, евдокимовы и им подобные? Что движет ими? Ведь идёт уже двадцать третий год Советской власти. Страна и наш социалистический строй крепки как никогда! Как не понимают они, что, пытаясь плыть против течения, обязательно будут смыты. Значит, они верят, что скоро наступит конец Советской власти, что Гитлер завоюет нашу страну? Глупцы! Бывали уже наполеоны!.. А другого объяснения действиям врагов не найти.
Казимирчук «раскололся» на первом же допросе.
– Вам придётся писать много – целое сочинение, – сказал ему Воробьёв. – И в нём должны быть такие главы: Почему первый «Кречет» сгорел ещё в цеху? Почему и как произошла авария в полёте со вторым «Кречетом»? И, наконец, заключительная глава: Как вы готовили уничтожение третьего «Кречета»? Как видите, мы всё знаем, и поэтому пишите правду, только правду...
...На один из первых допросов Казимирчука был приглашён для очной ставки Соколов. Идя по длинному и гулкому коридору Наркомата, Соколов неожиданно увидел Бабкина. К его удивлению, ведущего инженера не держали за руки конвоиры. Он шёл один, уверенно ступая по ковровой дорожке, и даже улыбался, что случалось с ним редко. Бабакин слегка кивнул головой «вахтёру Петрову».