Гибель мира
Шрифт:
– Наука, – возразил на это непременный секретарь, – уже не раз оказывалась в полном согласии с вещими догадками наших предков. Пожар охватит сначала те части земли, которые непосредственно подвергнутся удару кометы. Все полушарие Земли, находящееся в прикосновении с громадной кометной массой, будет сожжено раньше, чем жители другого полушария сообразят, что несчастье уже разразилось. Воздух – плохой проводник тепла, так что оно не могло бы передаться непосредственно на противоположную сторону Земли. Если в первые минуты встречи к комете будет обращена именно наша сторона, то в первых рядах этой небесной битвы окажутся тропик Рака, жители Марокко, Алжира, Туниса, Греции, Египта, между тем как обитатели Австралии, Новой Каледонии и островов Океании были бы поставлены в самое благоприятное положение. Но раскаленная европейская печь произведет такую тягу воздуха, что
– Да верно ли, – крикнул один из знакомых всем голосов (принадлежавший известному члену академии химиков), – верно ли еще, что комета состоит главным образом из окиси углерода? Не обнаружили ли спектроскопические наблюдения в ней также и линий азота? Если бы это была закись азота, то следствием примеси кометной атмосферы к нашей была бы полная анестезия, усыпление жителей земли. Тогда все погрузились бы в спячку и, может быть, не пробудились бы уже, если прекращение жизненных отправлений продолжится немного более, чем в наших хирургических опытах. То же самое произошло бы, если бы комета имела в своем составе хлороформ или эфир. Это была бы довольно спокойная кончина… Но не так спокойна она была бы, – прибавил он, – в том случае, если бы комета вместо кислорода поглотила бы азот, потому что постепенное или быстрое более или менее полное извлечение из воздуха азота через несколько часов изменило бы настроение всех обитателей Земли – мужчин, женщин, детей, стариков, и это изменение не заключало бы в себе ничего неприятного. Сначала у всех проявилось бы удивительное благодушие, затем наступила бы настоящая веселость, потом всеобщая радость, шумная общительность и разговорчивость – лихорадочное исступление, наконец, безумие, сумасшествие и по всей вероятности какая-нибудь фантастическая пляска, которая окончилась бы смертью от крайнего нервного возбуждения всех человеческих существ на Земле в апофеозе какой-нибудь безумной сарабанды при неслыханном взрыве всех чувств… Ужели такую смерть можно назвать трагической?..
Этот академик еще продолжал говорить, когда одна из молодых девушек, служивших в главном управлении телефонов, вошла в маленькую дверь и остановилась у кресла президента с целью лично передать ему
«Жители Марса посылают нам фотофоническое известие. Оно будет дешифровано через несколько часов».
– Милостивые государи, – сказал председатель, – я вижу, что многие из слушателей смотрят на часы, и вполне согласен с ними, что нам физически невозможно в продолжение настоящего заседания рассмотреть наш вопрос во всей его полноте, так как мы должны еще выслушать уважаемых представителей геологии, естественной истории и геономии. Кроме того, депеша, содержание которой вы сейчас изволили выслушать, без сомнения внесет новый элемент в обсуждаемую нами проблему. Теперь уже почти шесть часов. Я предлагаю провести дополнительное заседание сегодня же вечером в девять часов. Очень вероятно, что к этому времени мы получим из Азии перевод сообщения, посылаемого нам с Марса. Вместе с тем я попрошу господина директора обсерватории поддерживать непрерывное и прямое телефоноскопическое сообщение с Гауризанкаром. В случае, если это известие не будет еще понято к девяти часам, господин председатель геологическаго общества откроет заседание изложением своего сообщения о только что оконченном им исследовании относительно «естественной кончины земного мира». В настоящий момент все, что касается этого великого вопроса, в высшей степени любопытно узнать всякому, чтобы уяснить себе, зависит ли его решение от таинственной угрозы, висящей теперь над нашими головами, или он разрешится иными путями, определить которые мы не в состоянии.
IV. Как наступит светопреставление
Толпа, неподвижно стоявшая у дверей Института, расступилась, чтобы дать выйти из него слушателям; все торопливо справлялись о результатах заседания. Впрочем, один из этих результатов, именно заключение, вытекавшее из речи директора Парижской обсерватории, неизвестно каким образом, проникло уже в толпу, в которой шли теперь толки о том, что столкновение с кометой по всей вероятности не будет до такой степени роковым, как это предсказывали. При том же по всему Парижу вдруг оказались расклеенными громадные объявления о последовавшем открытии биржи в Чикаго. Это было совершенно неожиданным ободрением и приглашением вновь заниматься общественными делами в надежде, что все пойдет по старому. Вот каким образом это произошло.
Скатившись кубарем с самого верха гемицикла к выходу, наш финансовый туз, внезапное исчезновение которого, вероятно, поразило читателя этих страниц, тотчас же вскочил в воздушный кэб и бросился в свою контору на бульваре Сен-Клу; через минуту он по телефону сообщил своему компаньону в Чикаго, что во Французский институт представлены новые вычисления, показывающие, что кометная история не представляет такой важности, как предсказывали раньше, поэтому крайне необходимо вновь приняться за дела и применить все усилия, чтобы открыть центральную американскую Биржу и скупить все бумаги, какие бы они ни были, лишь только появятся. Когда в Париже четыре часа вечера, в Чикаго еще десять часов утра. Американский финансист еще завтракал, когда он получил эту фонограмму от своего родственника. Ему не стоило никакого труда подготовить открытие биржи и скупить бумаг на несколько сотен миллионов. Об открытии биржи в Чикаго немедленно было объявлено в Париже, где в это время было уже слишком поздно, чтобы произвести такое же впечатление, как в Америке, но все-таки еще можно было подготовить подобный успех на завтра при помощи новых финансовых уловок. Народ охотно поверил, что американцы добровольно и по собственному почину вновь принялись за дела, и, сопоставляя это известие с успокоительным впечатлением заседания в институте, вновь увидал слабые лучи надежды среди окружавшего мрака. Однако открытия нового заседания в девять часов он ждал с не меньшим усердием, чем предыдущего в три часа, так что без особых услуг национальных гвардейцев привилегированным слушателям едва ли бы удалось пробраться к дверям дворца науки. Между тем наступила уже ночь; на небе опять единовластно царило огненное светило; комета казалась еще ярче, еще больше, еще грознее, чем прежде, и если одна половина человеческих существ, по-видимому, более или менее успокоилась, то другая продолжала волноваться и дрожать от страха.
Конец ознакомительного фрагмента.