Гибель Нила
Шрифт:
– Не думал, что ты такой трус, Лёвушка, точно уж старость к тебе подкралась, ха-ха. Я, конечно, позвоню, и к губернатору поеду вопрос решать – я все сделаю, а ты, как всегда, можешь только панику разводить. И за что я только тебе плачу, не понимаю.
– Да ладно тебе, – виноватым тоном заговорил Лёва, – что раскричался. Ты знаешь, я любое поручение исполню, только с людьми шибко умными ты сам разбирайся. И давай коньяка что ли выпьем, переволновался я, честное слово.
– Вот это другой разговор. На кухне стоит, неси.
Лёва удалился, а Нил Петрович с неудовольствием представил свой грядущий
– Эх, такой вечер испортили…Ну ни минуты покоя.
Когда они распили почти всю бутылку, Лёва с иронией спросил:
– Кому ты там, как дурачок, в экран телефона улыбаешься?
Нил Петрович ждал этого вопроса, он давно хотел рассказать Хомякову о своей новой знакомой, но того больше интересовало, что сказал адвокат.
– Лёва, это такая горячая штучка, ты себе не представляешь, я давно уже таких не встречал.
И Мухоморов подробно рассказал всю историю их непродолжительного знакомства, в красках изобразил все прелести юной девушки, рисуя её облик настолько привлекательным, что даже у Лёвы, который был равнодушен к женской красоте, вызвал неподдельный интерес.
– Да что ты все разглагольствуешь, лучше фото покажи.
– А фотографии у меня и нет.
– Значит, ты ей и букет, и духи послал, а она тебе всего три жалких сообщения? Да уж, дружок, вот к кому старость подкралась – ты всю сноровку растерял, раньше тебе уже на следующий день в любви признавались.
Нила Петровича слегка обидели слова друга, хоть они и были сказаны в шутку. Но Мухоморов, имея прекрасное чувство юмора, совсем не переносил саркастических колкостей в свой адрес – черта, широко распространенная среди самовлюбленных людей. Он позволял смеяться над собой только Хомякову, обладающему этой исключительной привилегией на правах друга детства.
– Ничего не состарился, – слегка насупившись, возражал Мухоморов. – Завтра мы с ней встречаемся. Но она пытается казаться этаким стеснительным ангелочком, пусть пока такой и остается, так интереснее, понимаешь? А то они ведь все одинаковые, чуть только приоткроешь завесу сказочно богатой жизни, так сразу на все готовы и мгновенно забывают про выдуманную целомудренность. Так это все скучно, однако.
– Если скучно и наперед все знаешь, зачем вообще связываешься?
– Ну а как без женской ласки, без красивого тела? Надо же как-то развлекаться, куда-то деньги девать.
– Деньги некуда девать? Мне отдай, я не откажусь, тем более сейчас такие убытки понесем.
– Не наглей, Лёва, я и так тебя тяну по жизни, чемоданчик ты мой без ручки.
Хомяков уже давно привык к подобным насмешкам, так что в очередной раз оставил сарказм Мухоморова без внимания.
– А мне ничего не надо, одному намного спокойнее. Я не понимаю, как тебе за столько лет еще не надоело всех их ублажать, водить на свидания, содержать.
– А я не представляю, как ты столько лет таким одиноким бобылем живешь. Нет, все-таки без женщин жить нельзя, в них вся сладость жизни и состоит.
– Конечно, тебе ли не говорить, дамский угодник. Все время в женском внимании купался, ни одна юбка мимо тебя спокойно пройти не могла, девушки сами на тебя так и вешались, еще когда гол был как сокол и чуб смешной торчал.
– Лев Иванович, что я слышу, – принял
– Да уж, удружил, не спорю, только где теперь эта Наташа…Лучше б никогда её и не встречал, – сказал Лёва с такой грустью, какую редко встретишь на его лице. И было непонятно: то ли это количество выпитого в нем говорит, то ли все-таки давняя печаль, которую Хомяков никак не мог отпустить. Но Мухоморов не придал особого значения его словам, переведя разговор на занимательную для себя тему.
– Как думаешь, чем еще можно её удивить?
– Кого? – искренне не понял Лёва, так как на какое-то мгновение мысленно оказался в далеком прошлом.
– Кого-кого, не жену ж твою бывшую, студентку мою.
– Да черт его знает… Нашел, у кого совета спрашивать. Ты в этих делах намного лучше меня разбираешься, а я здесь не советчик.
– Ну никакой пользы от тебя, честное слово.
Друзья вели этот непринужденный разговор почти до полуночи, выпив еще несколько бокалов бренди. На следующий день Нил Петрович проснулся с больной головой и помятым лицом – его мучило похмелье. Он решил, что ему непозволительно себя так запускать, тем более что вечером его ждала очень важная встреча. Сидя на своей мягкой кровати, он обдумывал вчерашнюю неприятность и морщился, представляя серьезный разговор. Нил Петрович начал перебирать в голове тех, кому мог насолить, но понял, что недовольных может быть слишком много. В последнее время, сам Мухоморов это признавал, он вел свои дела неаккуратно, позволял себе много вольностей, что неоднократно вызывало недовольство у людей его круга.
– Это полбеды, – продолжал рассуждать Мухоморов, – в таком случае я без труда все смогу уладить, а если это новый прокурор выслуживается, тогда дела обстоят хуже, но не бывает неподкупных людей.
Наконец, от всех этих размышлений у него голова пошла кругом, и Мухоморов решил, что сначала надо подкрепиться, а затем принять ванну, чтобы выгнать весь хмель и привести себя в надлежащий вид.
Нилу Петровичу дорого встала эта маленькая, как он считал, неприятность. Всю неделю он носился, как ужаленный, чтобы уладить свалившиеся на его голову проблемы, пришлось даже экстренно лететь в столицу, чтобы там объясняться перед вышестоящими людьми. Но так как Нил Петрович всегда умел находить убедительные слова, умел грамотно воспользоваться необходимыми в таких делах денежными средствами, то он сумел все же выпутаться из затягивающейся на его шее петли и сохранить своё прибыльное дело, хоть и не совсем честное.
Он не спал несколько ночей к ряду, его мучила жуткая бессонница, казалось, что за это время он постарел и мускулы его утратили былую юношескую упругость. Он был сильно измотан и ни разу не вспомнил о Марьяне, чем не на шутку перепугал бедную девушку. Но когда гроза миновала, когда он наконец очутился дома и выдохнул с облегчением, когда отметил эту символичную победу с перепуганным до смерти Лёвой, ожидавшим приезда Мухоморова, словно преданный пёс у порога, то первым делом решил написать своей ненаглядной.
Конец ознакомительного фрагмента.