Гибель Византии (сборник)
Шрифт:
Два современника-христианина авторитетно писали о турецкой армии в половине XV века; это итальянец Франческо Филельфо и француз — Бертрандон де ля Брокьер.
Филельфо, рыцарь и государственный чиновник, жил некоторое время в султанской Порте в качестве греческого посланника. Конечно, он имел достаточно возможностей, чтобы изучить истинное положение турецких военных сил и описал их в докладе королю французскому (14 ноября 1461 г.) и к дожу венецианскому (10 февраля 1464 г.). По его словам, армия султана состояла из 12 000 янычар, 8 000 ассабов (получавших регулярную плату), 25 000 феодальных войск, завербованных в Европе и 15 000 человек, завербованных в Азии, — всего-навсего 60 000 человек. Янычары были стрелками из лука; они носили также небольшие щиты, а некоторые из них были вооружены длинными копьями. Феодальные войска были исключительно кавалеристами, вооружение их состояло из ятагана, палицы и маленького щита; у иных были также и луки. «Но», прибавляет Филельфо, «в военное время регулярные
Георгий Кастриот Скандербег († 1468) косвенно подтверждает данные Филельфо о численности турецкой армии. По словам его биографов, он часто говорил, что «вся армия Албанской лиги едва ли равняется численностью четвертой части султанской армии». Так как албанцы лишь в немногих случаях могли выставить 15 000 человек, обыкновенно же имели не больше 12 000 войска, то из этого можно заключить, что Скандербег определял численность турецкой армии приблизительно в 60 000 человек.
Но настоящим знатоком в военных вопросах был Бертрандон де ла Брокьер, владелец Вьё-Шато, советник и первый конюший герцога Бургундского, Филиппа Доброго. Он посетил в 1423 году святые места Палестины и вернулся оттуда сушей, проехав через Константинополь, Адрианополь, Болгарию и Сербию. Он составил для герцога описание своих путешествий, с приложением памятной записки о средствах к изгнанию турок из Европы. Его замечания вообще очень остроумны и, по-видимому, справедливы, а суждения носят отпечаток беспристрастия. Приведем некоторые его замечания, касающиеся турок и их армии.
«Разговор этот (происходивший в Белграде между ним и германскими офицерами) сильно удивил меня, и внушил мне кое-какие размышления о странном подчинении, в котором турки держат Македонию, Болгарию, императора константинопольского, греков, деспота сербского и его подданных. Такая зависимость показалась мне весьма прискорбной для христианства; а так как я жил с турками, ознакомился с их бытом и способом сражаться, а также посещал общества сведущих людей, близко наблюдавших турок в осуществлении их предприятий, то я беру на себя смелость писать о них.
Начну с их наружности, — это довольно красивый народ, длиннобородый, но среднего роста и средней силы. Есть поговорка, гласящая: «силен как турок», тем не менее, я видел множество христиан, превосходящих их силой в случае надобности, и я сам, — далеко не из самых сильных, — убеждался иногда, что многие турки слабее меня.
Они трудолюбивы, охотно подымаются рано, живут немногим, довольствуясь плохо пропеченным хлебом, сырым мясом, вяленым на солнце, свежим и кислым молоком, медом, сыром, виноградом, фруктами, овощами и даже пригоршней муки, из которой они делают похлебку, в достаточном количестве, чтобы накормить шесть или восемь человек в день. В случае, если у них окажутся лошадь или верблюд безнадежно больные, они режут их и съедают. Им все равно, где спать; обыкновенно они ложатся на голую землю. Платье их состоит из двух-трех одежд из бумажной ткани, ниспадающих до пят. Поверх их они носят войлочный плащ, называемый «капинат». Хотя последний очень легок, но он не пропускает дождя, и некоторые капинаты очень тонки и красивы. Сапоги у них доходят до колен, и они носят широкие шаровары, из красного бархата, или из шелку, или же, наконец, из бумазеи и других простых материй. На войне, или в путешествиях, для того, чтобы им не мешали длинные одежды, они затыкают их в шаровары.
Лошади у них хорошие, прокормление их стоит недорого; скачут они отлично и очень выносливы. Турки кормят их только к ночи, да и тогда всыпают им не больше пяти-шести пригоршней ячменю с двойным количеством рубленой соломы. На рассвете они седлают, взнуздывают и чистят коней, по никогда не поят их раньше полудня. В послеобеденное время они пьют где попало, а также и вечером там, где турки располагаются лагерем; останавливаются они на ночлег рано и, по возможности, возле реки. Ночью лошадей покрывают войлочными попонами. Седла у них обыкновенно очень богаты, но с выемкой, имеющие седельные валики сзади и спереди, с короткими широкими стремянами. Люди сидят в седле глубоко, как в кресле, и колени их вздернуты очень высоко, — положение, при котором они не могут выдержать удара копьем, не будучи выбитыми из седла. Оружие военных, имеющих некоторые средства, состоит из маленького деревянного щита, сабли, тяжелой палицы с короткой рукояткой и толстым концом, вырезанным углами. Это очень опасное оружие, если им ударить по плечу или по незащищенной руке. Некоторые употребляют небольшие деревянные щитки, когда стреляют из лука.
Повиновение их старшим безгранично. Никто не осмеливается ослушаться, даже если бы это стоило жизни. Главным образом благодаря этому безусловному повиновению и были совершены ими такие великие подвиги и одержаны такие важные победы.
Меня
В своих походах они всегда идут шагом, но в этих случаях они бегут рысью; а так как они легко вооружены, то таким путем способны пройти от вечера до рассвета больше, чем другие в три дня. Они выбирают лошадей, которые способны делать большие переходы и могут идти галопом долгое время, между тем как мы выбираем лишь тех, которые галопируют быстро и с легкостью. Благодаря таким форсированным маршам, туркам удавалось застигать христиан врасплох и окончательно разбивать их в различных битвах.
Их способ сражаться изменяется смотря по обстоятельствам. В благоприятных случаях они разделяются на несколько отрядов и атакуют различные части неприятельской армии. Такой способ применяется обыкновенно в лесах и горах, вследствие легкости снова соединять свои силы. В других случаях они устраивают засады и посылают конных разведчиков для наблюдения за неприятелем. Если разведчики донесут, что неприятель не настороже, тогда турки немедленно составляют план, чтобы воспользоваться этим обстоятельством. Если же окажется, что армия стянута и приведена в боевой порядок, то они скачут вокруг неприятеля на расстоянии выстрела из лука и в то же время стреляют в людей и лошадей. Маневр этот они проделывают до тех пор, пока не приведут неприятеля в расстройство. Если неприятельская армия начнет преследовать их, они бегут врассыпную, даже если бы за ними гналась сила, вчетверо меньшая их собственной. Именно во время бегства они очень опасны и почти всегда тогда-то и разбивали христиан. Спасаясь бегством, турки ухитряются стрелять так метко, что их стрелы каждый раз попадают в человека или в лошадь. У каждого кавалериста имеется на седле барабан. Когда командир или один из его офицеров заметит, что преследующий неприятель пришел в расстройство, он трижды ударяет в этот инструмент; остальные, услыхав этот звук, делают то же и моментально окружают своего начальника и затем, смотря по обстоятельствам, они или встречают нападение преследующих, или же сами нападают на них отдельными отрядами, одновременно в разных местах. В правильном бою они прибегают к военной хитрости, состоящей в том, чтобы бросать ракеты среди кавалерии и пугать лошадей. Турки часто выставляют впереди фронта множество верблюдов, которые смелы и храбры; затем гонят их на неприятельскую конницу, вызывая этим сумятицу и беспорядок.
Политика турок заключается в том, чтобы их армии всегда были вдвое многочисленнее христианских. Это превосходство численности подстрекает их мужество, дозволяет им образовать несколько корпусов и совершать нападение одновременно на несколько частей неприятельских сил. Стоит им только открыть брешь, и они бросаются сквозь нее бесчисленным стадом, и тогда было бы чудом уцелеть против них… Турецкие копья никуда не годятся; стрелки — это лучшие их войска, да и те стреляют не так метко и не так далеко, как наши. У турок многочисленная кавалерия; а лошади их хотя и уступают нашим в силе и неспособны носить такие тяжести, — но галопируют быстрее и могут участвовать в стычках долго, не утомляясь. Я должен сознаться, что в различных случаях я всегда находил турок честными и искренними, а когда требовалось проявить мужество, они никогда не пасовали… Их войско, насколько мне известно, обыкновенно состоит из 200 000 человек, но большинство его пехотинцы без деревянных щитов, шлемов, сабель и палиц; немногие, в сущности, хорошо вооружены. Кроме того, между ними множество христиан, принужденных служит — греков, македонян, албанцев, славян, валахов, сербов. Все они ненавидят турок, потому что те держат их в строгом подчинении, и если бы они увидали, что христиане, а в особенности французы выступили против султана, то я не сомневаюсь ни малейшим образом, что все они обратились бы против него и наделали бы немало вреда».
В старинных сербских рукописях есть интересное описание жизни Георгия Кастриота Скандербега. Оно во многом согласуется с сочинением Маринуса Барлециуса о Скандербеге, но в нем есть кое-какие добавления и изменения, которые не только обогащают наши исторические сведения, но придают повествованию местную, национальную окраску. В обоих сочинениях рассказывается, что султан Магомет, желая рассеять беспокойство своих визирей и пашей, вызванное слухами о великой европейской коалиции против турок, произнес речь, в которой сравнивал христиан с турками. Возможно, что Магомет никогда и не произносил приписываемой ему речи, но такое сравнение, очевидно, было сделано в эпоху, когда писалась книга Барлециуса (около конца XV стол.) и сделано лицом, хорошо знакомым с обстоятельствами.