Гибкий график катастроф
Шрифт:
Я мысленно ругнулась:
— Он дома?!
— Ага! — хмыкнула Поля. — Вернее, он здесь был. И чтобы ты не сомневалась: явился он с помпой. Потом, правда, был грандиозный… ну, не скандал, нет. Наташа не ругалась. Она смотрела. Выразительно так, с намеком, пока Егор пытался придумать внятное оправдание. Предупреждая вопрос: ему не удалось. Наташа обиделась, выразила свое решительное несогласие с его поступком и ушла. Егор, когда очнулся, побежал следом.
— В смысле: «очнулся»? — не поняла я. — Она его что, ударила? Типа, пощечину
— Как бы не так! — на сей раз уже почти ржала вслух готесса. — Она ему с ноги в челюсть зарядила — я аплодировала стоя! Серьезно: такой удар! Она же как Ван Дамм, только симпатичнее…
Я схватилась за голову:
— Боже, что теперь будет…
— Не знаю, что скажет бог, но я отвечу за себя. Пойми меня правильно: я люблю твою семью, хотя и считаю их немного чокнутыми, но на сегодня с меня достаточно. Я два часа потратила на Наташу. Сейчас в соседней комнате рыдает Света, и эту девчонку я успокаивать не буду, так и знай!
Я вздохнула: ну да, все логично. Полина и так сегодня перевыполнила свой месячный лимит добрых дел. Глупо было ждать от нее большего.
— Ты только не выгоняй ее, ладно? — тихо попросила я, и готесса все-таки захохотала в трубку:
— И не подумаю! Не хватало мне еще сцепиться с этой несчастной. Я ее Богдану передам, с рук на руки. Или кто там из твоих братьев первым вернется. А сама слиняю домой. Хватит с меня Дня святого Валентина. Спасибо, погуляли…
— Слушай, — прикусила я губу и вдруг выдохнула: — А меня приютишь?
— А как же диалог с Алексом?
— Да… — убитым тоном протянула я. — Во-первых, он еще непонятно когда дома будет. Во-вторых, обязательно начнет выяснять, кто такой Шакуров и почему я с ним ушла. А в-третьих, я все равно у тебя телефон забыла. Надо забрать.
Готесса понимающе хмыкнула:
— И на диване спать опять не хочется?
— Не-а, — призналась я. — Совсем не хочется.
— Ладно, — ответила Поля. — Я передам, что сегодня ты ночуешь у меня. Попроси Юлиана тебя подбросить. С его скоростями ты как раз приедешь к моему возвращению.
— О да, — улыбнулась я, переводя взгляд на тут же напрягшегося временного «водителя». — Возможно, тебе меня еще и ждать придется…
Полина поставила на стол дорогущий серебряный подсвечник, совершенно не вписывающийся в интерьер ее квартиры, налила в бокалы вино, протянула один мне и улыбнулась:
— Ну что, выпьем за День Валентина?
Я хмыкнула в ответ:
— Ага. Не чокаясь…
Мы пригубили вино, но лично я не почувствовала ни восхитительного вкуса, ни дурманящего голову аромата. Возможно, потому, что эта бутылка уже около двух недель стояла открытой у Поли в холодильнике. Она поморщилась, с задумчивым видом повращала бокал вокруг оси, полюбовалась на то, как стекает вино по его внутренним стенкам, и философски заявила:
— Да, такую гадость я еще не пила, — а потом одним резким движением вылила напиток в кухонную раковину.
Поля вздохнула:
— Но развеяться хочется. Жаль, нечем… Хотя, — тут ее глаза опасно блеснули, и я сразу насторожилась, — нет ли у вас, Ева Моргалис, настроения сыграть в игру: «Сделать и умереть»?
Нервный смешок вырвался у меня почти сам собой:
— А это как?
В ответ Поля коварно подмигнула и, выпрыгнув из-за стола, пулей умчалась в спальню. Оттуда вышла довольная как слон с крошечной бутылочкой, почти мензуркой, наполненной какой-то странной жидкостью.
— Вот! — явно гордая собой, поставила ее на стол. — Семейный рецепт.
— Он неопасный? — осторожно уточнила я. Поля посмотрела на меня, как на Фому Неверующего, и уверенно кивнула:
— Это тебя не убьет!
Не могу сказать, что меня это успокоило: от Полинкиных снадобий пока никто не умер. Но это не значит, что они не заставляли мучиться тошнотой, несварением или продолжительными кошмарами. Наверное, мое лицо отразило мысли в полной мере, потому что подруга закатила глаза и снова опустилась на стул.
— Это — результат моей семейной практики, так что не волнуйся: папа плохому не научит. А яды мы с ним проходили еще в прошлом семестре, так что… Короче, это зелье пробуждает твои истинные желания. То, что ты всегда откладываешь на потом, но о чем втайне мечтаешь и боишься, что однажды тебе просто не хватит времени это сделать. Ну из той же оперы, что «увидеть Париж и умереть». Правда на такие масштабные подвиги тебя толкнет только очень большая концентрация зелья. А мы выпьем всего по глотку, как и рекомендовал папа. Он сказал, что это — как вдохновение. Главное: не переборщить.
— Хм… — Я взяла бутылочку и поднесла к глазам. Жидкость внутри не выглядела страшной: чистая как слеза и прозрачная как горный хрусталь. Да и Казаков-старший не стал бы травить дочь. А мне и правда хотелось отвлечься. — Ладно, Поля, наливай.
Она кивнула так, словно это было мое решение, а она просто смиренно повиновалась, поставила перед нами две чистые стопки, разделила зелье надвое и первая подняла свою:
— За исполнение желаний!
Выпили залпом. Потом долго смотрели друг на друга в ожидании эффекта. Наконец я покачала головой:
— Ничего не чувствую. А ты?
— Аналогично, — вздохнула Поля, стряхивая с плеча невидимую пылинку. — Наверное, папа соврал. С него станется: он такой приколист, когда не надо… Ладно, — она со вздохом поднялась и огляделась, — помою-ка я посуду.
— Чего? — коротко изумилась я. Вообще-то заставить Полю заняться грязной посудой могло разве что отсутствие чистой. Но сейчас в раковине стояла только пара бокалов и несколько рюмок (остальное в свой прошлый визит вымыл Богдан). Я была уверена, что они достоят до Пасхи. Но Поля, кажется, даже не поняла, где была нащупана аномалия.