Гибкое сознание. Новый взгляд на психологию развития взрослых и детей
Шрифт:
Установка меняет смысл усилий
В детстве нам предлагали сделать выбор между талантливым, но безалаберным зайцем и медлительной, но упорной черепахой [16] . И ждали от нас следующего вывода: тот, кто хоть и медленно, но верно двигается к цели, выходит из гонки победителем. Но разве кому-нибудь из нас и вправду хотелось быть черепахой?
Нет, мы просто хотели быть чуть менее бестолковыми зайцами. Быстрыми, как ветер, и чуть более, скажем так, дальновидными. Этого бы хватило, чтобы не заснуть перед финишной чертой.
16
У многих народов
Сказка о зайце и черепахе, подчеркивая значимость усилий, на деле дискредитировала их. Она укрепляла нас во мнении, что усилия — для «тормозов» и что в тех редких случаях, когда талантливые люди напортачат, у работяг все же будет шанс прорваться.
«Паровозик, который смог», мешковатый слоник-недотепа и чумазый буксир [17] — вот эти ребята нам нравились. Они были аутсайдерами, и мы были счастливы, когда в итоге они побеждали. Я и по сей день отлично помню, как любила этих героев, но при этом я никоим образом себя с ними не отождествляла. Послание заключалось в следующем: если тебе так уж не повезло оказаться последышем в выводке, если тебе не хватает одаренности, ты не обязательно станешь полным неудачником. Ты вполне можешь быть милым, очаровательным маленьким трудягой. Ну а если будешь очень сильно стараться и вытерпишь все презрительные замечания в свой адрес, то, возможно, даже добьешься успеха.
17
«Паровозик, который смог», слоник-недотепа и чумазый буксир — герои американских детских сказок. Прим. пер.
Спасибо большое, но я лучше возьму одаренность.
Проблема заключалась в том, что эти сказки ставили вопрос так: или-или. Или у тебя есть способности, или ты прилагаешь усилия. А это и есть часть установки на данность. Усилия — для тех, кто не обладает талантом. Люди с установкой на данность говорят: «Если тебе приходится над чем-то работать, значит у тебя нет к этому способностей». И добавляют: «Настоящим талантам все дается легко».
«Кельвин и Хоббс» © 1995 Watterson
Публикуется с разрешения Universal Press Syndicate
Однажды, проходя поздним вечером мимо здания факультета, где я преподавала, я заметила, что в некоторых окнах горит свет. Видимо, некоторые мои коллеги засиделись на работе допоздна. «Должно быть, они такие же умные, как я», — подумалось мне тогда.
Мне и в голову не приходило, что они, возможно, не только такие же умные, но еще и более трудолюбивые! Или умные, или трудолюбивые. И, понятное дело, я ценила первое «или» выше того, второго.
Малкольм Гладуэлл, писатель и обозреватель журнала New Yorker, как-то высказал55 предположение, что мы как общество ценим легкие достижения — те, что дались нам без усилий, — превыше успехов, достигнутых трудом. Мы наделяем наших героев сверхчеловеческими способностями, которые и привели их к величию. Как будто Мидори уже в утробе матери умела играть на скрипке, Майкл Джордан — попадать в кольцо, а Пикассо — рисовать. Это в точности передает установку на данность. Такое умонастроение царит повсюду.
Тревогу бьют и исследователи из Университета Дьюка в своем докладе56, посвященном теме тревожности и
Американцы — не единственный народ, презирающий усилия. Как говорит французский предприниматель Пьер Шевалье, «мы, французы, не очень-то жалуем лишние усилия. В конце концов, если тебе хватает находчивости (эдакой комбинации искушенности и дерзости), ты добиваешься всего без труда»57.
Люди с установкой на рост, однако, не разделяют это мнение. В их представлениях даже гениям достижения даются тяжелым трудом. Да и что тут такого героического, скажут они, в том, что у тебя есть дарование? Они способны оценить талант, но восхищение у них вызывают усилия. Не так уж важно, какими способностями ты наделен — ведь именно усилия превращают их в достижения.
Жил-был конь [18] , настолько маленький и корявенький, что его подумывали усыпить. Жила-была еще целая команда людей — жокей, хозяин и тренер, — также искалеченных жизнью, каждый по-своему. Но благодаря чрезвычайной решимости всем судьбам назло они стали победителями. Для истерзанной нации эта лошадь и ее жокей превратились в символ того, что с помощью силы духа и стойкости можно преодолеть все.
18
История времен Великой депрессии о лошади по кличке Сухарь и ее слепнущем жокее, которые вопреки всем своим бедам стали чемпионами США, легла в основу книги и фильма, знакомого российскому зрителю под названием «Фаворит». Прим. пер.
Не менее трогательна история58 и самого автора романа «Сухарь: легенда Америки»59 Лоры Хилленбранд. В свои студенческие годы она пережила жестокий приступ хронически рецидивирующей астении, от которой так никогда полностью и не излечилась, из-за чего нередко оказывалась не в состоянии работать. Но история о «лошади, которая смогла», тронула ее и вдохновила на написание прекрасной прочувствованной истории о триумфе воли. Книга стала памятником и триумфу Сухаря, и ее собственному.
Если посмотреть сквозь призму установки на рост, и та и другая история — свидетельство того, сколь велика преобразующая мощь усилий. Мощь, способная изменить ваши способности и вас самих как личность. А вот с позиций установки на данность это замечательная история о трех дефектных мужчинах и дефектной лошади, которым пришлось из кожи вон лезть, чтобы хоть чего-то добиться.
Если некто знает, что ему чего-то недостает, то может пыхтеть, сколько ему заблагорассудится, без ущерба для своей репутации. Однако если предмет вашей гордости — полное отсутствие недостатков, если вы слывете гением, талантом или самородком, вам есть что терять. Усилия могут принизить вас.
Дебют Нади Салерно-Зонненберг60 состоялся, когда юной скрипачке было всего десять лет. Тогда она выступила с Филадельфийским оркестром. Тем не менее Надя приехала учиться в Джульярдской школе музыки у великого скрипичного педагога Дороти Делэй, имея целый «комплект» ужасных привычек. Ее техника владения смычком и постановка пальцев были крайне неуклюжими, скрипку она держала неправильно, но отказывалась что-либо менять. Через несколько лет Надя заметила, что другие ученики догоняют и даже обгоняют ее. А в восемнадцать она пережила настоящий кризис веры в себя. «Я привыкла к успеху, к тому, что в газетах меня называют чудо-ребенком, и вдруг почувствовала себя неудачницей»61.