Гигиена убийцы. Ртуть (сборник)
Шрифт:
– Восхититесь, как это тонко с моей стороны.
– Итого восемь романов без женщин. Двадцать два минус восемь – четырнадцать. Остается четырнадцать романов, в которых выведены сорок шесть женских образов.
– Хорошее дело наука.
– Распределены они в этих четырнадцати книгах, разумеется, неравномерно.
– Почему опять «разумеется»? Я слышать не могу, как вы бросаетесь этими «разумеется» применительно к моим книгам. Вы хотите сказать, что мое творчество так предсказуемо
– Именно потому, что ваше творчество непредсказуемо, я и употребляю слово «разумеется».
– Только не надо софизмов, пожалуйста.
– Абсолютный рекорд по женским образам удерживает «Поруганная честь между мировыми войнами» – в этом романе действуют двадцать три женщины.
– Это легко объяснимо.
– Сорок шесть минус двадцать три – двадцать три. Остается тринадцать романов и двадцать три женщины.
– Статистика – великая вещь.
– Четыре ваших романа моногинны – позволю себе столь несуразный неологизм.
– А почему, собственно, вы себе позволяете?
– Это «Молитва со взломом», «Сауна и другие радости плоти», «Проза эпиляции» и «Приказать недолго жить».
– Что же мы имеем в остатке?
– Девять романов и девятнадцать женщин.
– Как насчет распределения?
– «Гадкие люди» – три женщины. Все остальные романы, с позволения сказать, дигинны: «Безболезненная асфиксия», «Интимный беспорядок», «Urbi et Orbi», «Рабыни оазиса», «Мембраны», «Три будуара», «Сопутствующая благодать» – одного не хватает.
– Нет, вы назвали все.
– Вы так думаете?
– Да, урок вы выучили на «отлично».
– Я уверена, что пропустила один. Давайте повторим весь список с самого начала.
– Ох нет, только не это!
– Придется, иначе вся моя статистика пойдет насмарку.
– Вам ничего за это не будет, обещаю.
– Что ж, ладно, повторю. У вас найдется листок бумаги и карандаш?
– Я же сказал вам: не надо! Вы меня достали этим перечислением!
– Так избавьте меня от этой необходимости – скажите недостающее название.
– Да мне-то откуда знать? Я забыл половину из тех, что вы перечислили.
– Вы не помните своих книг?
– Естественно. Когда вам будет восемьдесят три года, вы меня поймете.
– Все же у вас есть романы, которые вы не могли забыть.
– Наверно, есть, но какие именно?
– Это не мне вам указывать.
– Как жаль. Ваши оценки так меня забавляют!
– Я счастлива. А теперь помолчите, пожалуйста, не сбивайте меня. Итак, «Апология диспепсии» – это раз, «Растворитель»…
– Вы что, издеваетесь надо мной?
– …это два, «Перлы для побоища» – три.
– Вы не дадите мне беруши?
– Вы не скажете мне недостающее
– Нет.
– На нет и суда нет. «Будда в стакане воды» – четыре. «Преступление против уродства» – пять.
– Сто шестьдесят пять. Двадцать восемь. Три тысячи девятьсот двадцать пять. Четыреста двадцать четыре.
– Вам меня не сбить. «Все идут ко дну» – шесть. «Смерть, и ни слова больше» – семь.
– Хотите карамельку?
– Нет. «Покер, женщина и другие» – восемь. «Поруганная честь между мировыми войнами» – девять.
– Хотите стаканчик «Александра»?
– Помолчите. «Молитва со взломом» – десять.
– Блюдете фигуру, да? Я так и знал. Вам не кажется, что вы и без того тощая?
– «Сауна и другие радости плоти» – одиннадцать.
– Я ожидал подобного ответа.
– «Проза эпиляции» – двенадцать.
– Надо же, с ума сойти, вы перечисляете точно в том же порядке, что и в первый раз.
– Вот видите, у вас прекрасная память. «Приказать недолго жить» – тринадцать.
– Не надо преувеличивать. Но почему в таком порядке, а не в хронологическом?
– Вы даже в хронологическом порядке помните? «Гадкие люди» – четырнадцать. «Безболезненная асфиксия» – пятнадцать.
– Сделайте милость, прекратите.
– При одном условии: скажите сами недостающее название. С такой отличной памятью вы не могли его забыть.
– И все-таки забыл. У склероза свои причуды.
– «Интимный беспорядок» – шестнадцать.
– Долго это будет продолжаться?
– Сколько потребуется, чтобы освежить вашу память.
– Мою? Я не ослышался, вы сказали «мою» память?
– Именно так.
– Как прикажете это понимать – вы сами помните этот злополучный роман?
– Как я могла его забыть?
– Но почему же вы не скажете название сами?
– Хочу услышать его от вас.
– Повторяю вам: я не помню.
– Я вам не верю. Вы могли забыть все остальные, но этот – нет.
– И чем он так замечателен?
– Вам это известно не хуже меня.
– Нет. Я гений, не знающий себе цены.
– Не смешите меня.
– Послушайте, будь этот роман и вправду знаменит, я бы о нем слышал. Однако что-то никто его не упоминал. Когда заходит речь о моем творчестве, всегда приводят одни и те же четыре названия.
– Вы сами прекрасно знаете, что это ничего не значит.
– А, понятно. Мадемуазель – снобка. Так и вижу вас в гостиной: «Ах-ах, вы читали Пруста? Нет, что вы, „В поисках…“ – это пошло. Я имею в виду его статью, напечатанную в „Фигаро“ в тысяча девятьсот четвертом году…»
– Ладно, допустим, я снобка. Недостающее название, прошу вас.