Гильфердинг А
Шрифт:
Вскоре обстоятельства устроились в Дании так, что Гаральд мог туда возвратиться, а император отправил с ним ревностного корбейского монаха Анскара, уроженца Фландрии114, чтобы наставлять в вере новообращенных датчан и распространять христианство между северными народами. Этот Анскар был необыкновенным явлением среди современного ему Запада, впавшего в полнейшее равнодушие к успехам христианства между язычниками; такое равнодушие, впрочем, весьма понятно при неурядицах самого Запада в то время; оно доходило до того, что Анскар, хотя богато снабженный благочестивым императором деньгами для его подвига, принужден был ехать в Данию с одним только товарищем-монахом и не мог найти себе других спутников и прислуги. Несмотря на такой недостаток поддержки в самих западных народах, Анскар проповедовал не совсем бесплодно. Он встретил сочувствие не столько в Дании, слишком враждебно расположенной к соседней Немецкой империи, сколько в Швеции. Там многие уверовали и приняли крещение.
В награду за свои подвиги, тридцатилетий Анскар получил (831 год) от императора и папы архиепископский жезл и сан митрополита всех северных народов. Местопребывание
Тем не менее, нет сомнения, что учреждение немецкой митрополии в земле, недавно еще находившейся в руках балтийских славян, могло испугать этот народ, у которого славянское язычество достигло такой же, если не большей, степени развития и крепости, как германское у скандинавов. Балтийские славяне должны были почувствовать близость опастности, предстоявшей их богам, и вооружиться для ее отражения. Подобное явление представлял в то время и скандинавский мир. Крещение Гаральда и проповедь Анскара в Дании и Швеции разожгла там повсюду страшный фанатизм язычников. Раздраженные опасностью, которая угрожала Одину и Валгалле, скандинавы, с яростью людей отчаянных, обрекавших себя добровольно на смерть, стали бросаться на христианские земли и вымещали на них оскорбление своих богов117. Надо прочесть современные летописи и саги, чтобы иметь понятие об ужасе, которым они наполняли в то время население побережья Германии, Франции и Англии.
Против славян-язычников скандинавы не имели такой вражды, хотя воинственная удаль по-прежнему иногда увлекала их к нападениям на их богатые торговые пристани. Сохранилось известие, что один из королей, разделивших между собой Швецию, Амунд, прожив некоторое время изгнанником в Дании, собрал там дружину викингов, чтобы напасть на шведский торговый город Бирку, где стараниями св. Анскара насаждено было христианство и построена церковь. Снарядили 21 корабль; 11 кораблей принадлежали самому Амунду и товарищам его изгнания, остальные - датским удальцам, добровольно присоединившимся к предприятию. Переплыв Балтийское море, они явились под стенами Бирки; жители, призывая имя Христово, приготовились к упорной защите. Тогда дружина Амунда обратилась к языческим гаданиям, которые сказали ей, что тут не будет удачи, и что следует направиться на какой-то отдаленный город в земле славян. Викинги разделились: датчане послушались жребия и поплыли прямо, куда им было указано; Амунд заключил договор со своими соотечественниками и остался в Швеции. Датчане нежданно напали на мирный славянский город, не помышлявший о военной тревоге, захватили там богатую добычу и возвратились домой118. Какой это был город, мы не знаем: если позволено сделать предположение, то мы назвали бы Волын на устье Одры, столь известный впоследствии как средоточие торговли славянского Поморья и как постоянная цель норманнских грабителей. Но систематической вражды скандинавские викинги против балтийских славян не имели в то время; это видно из тогдашних саг. Напротив, вследствие уже известных нам обстоятельств, между теми и другими образовалась дружба и согласие. Славяне перестали держать, как в недавнее время, сторону Германской империи против скандинавов. Им выгоднее казалось грабить вместе с норманнами немцев, заодно с ними отразить христианство, одинаково враждебное Одину и Святовиту, и с помощью их свергнуть с себя зависимость от императора.
В 836 или 837 году бодричи и велеты отказались от послушания немцам. В первый раз эти два славянских племени, всегда противоборствовавшие друг другу, являются действующими вместе против общего врага, Германии. Император Людовик отправил против них войско. Освободившиеся славяне, как видно, прибегли тотчас к союзу и покровительству датчан-язычников. Датский король Эрик (Горих) отправил к Людовику посольство, требовать, чтобы Германия отказалась от верховной власти над землей бодричей и передала ее Дании вместе с землей фризов, которая в то время была почти завоевана скандинавскими викингами. Людовик отверг это предложение, которое показалось ему верхом наглости со стороны норманнов, - и война немцев с балтийскими славянами продолжалась. Успех Людовикова войска был весьма сомнителен: правда, военачальники его возвратились к императорскому двору с заложниками и объявили, что славяне усмирены (838 год), но на другой год те же славяне, вместе с датскими викингами, грабили немецкие пределы. Бодричи и велеты тут снова действовали заодно; глиняне, недавно еще и не раз отпадавшие от общего союза бодрицких племен, тоже участвовали в войне. К бодричам, глинянам, велетам присоединились лабские сербы. Войска
VIII
Действия балтийских славян в союзе с норманнами
Нужен был пятидесятилетний опыт, чтобы убедить балтийских славян в том, что их природный и главный враг - Германия, что для отпора ей следует забыть междоусобную неприязнь. Осуществлявшийся в 838 и 839 годах союз бодричей, глинян и велетов, для общих действий против немцев, представляет первый шаг, сделанный на славянском Поморье к образованию из раздробленных племен народа и государства; но дальше этого балтийские славяне не пошли. Союзы между ними оставались случайностью, которую вызывала иногда настоятельная нужда самосохранения, раздробленность же племен и вследствие того слабость, нерешительность и бессвязность действий продолжали составлять постоянную принадлежность исторической жизни у этих славян.
Они не воспользовались полным бессилием Западной империи в последние годы царствования Людовика Благочестивого и при его сыновьях, для того, чтобы обеспечить себя со стороны Германии и овладеть недавно потерянной ими Нордалбингией, которая стояла перед ними открытой.
Держава Карла Великого представляла около 840 года безотраднейший хаос. Все многоразличные стихии Западной Европы, собранной им воедино, находились в полном разложении. Вражда и мрак царили повсюду. Власть императора стала призраком; сыновья Людовика беспрестанно вооружались друг против друга и бились между собой; не оставалось никакого права, кроме кулачного; норманны безнаказанно разоряли и выжигали города, к которым только могли подъехать их плоскодонные ладьи. После смерти императора Людовика (840 год), между его сыновьями разгорелась упорная война. Старший из них, Лотар, разбитый наголову в кровопролитной битве двумя младшими братьями, прибег к отчаянному средству. Он призвал к оружию нижние сословия народа саксов, обещая им имущество благородных, свободу возвратиться к язычеству и восстановление старого быта. Большими толпами стекались возмутившиеся саксы, которые приняли название стеллингов, под знамена старшего потомка Карла Великого; люди знатного сословия (эделинги) бежали или гибли; свободные земледельцы (фрилинги) и люди, жившие на чужой земле (лассы), стали на время господами на их месте. Лотар пригласил на помощь и датчан, обещая им уступку какого-то края (вероятно, Нордалбингии); ожидали также, что славяне, которых связывало со стеллингами естественное родство бытовых понятий и интересов, соединят с ними свои силы и помогут разрушить окончательно и завоевательную церковь, и завоевательный государственный порядок, наложенные рукой франков на соседние с ними немецкие земли. Опасность эта ясно сознавалась младшими сыновьями Людовика. Но славяне ничего не предприняли, а подобное стечение выгодных обстоятельств никогда уже не повторилось для них.
Брат Лотара, Людовик, которому при разделе Карловой монархии предназначалась Германия, поспешил явиться в землю саксов, и ему удалось мало-помалу усмирить там восстание, тем более, что Лотар ничего не делал для поддержки призванного им к оружию народа. Норманны продолжали нападать на немецкие земли; славяне иногда выступали вместе с ними в поход, но самостоятельно они не действовали. В то самое время, когда восстание саксов было в полном разгаре (841-842 год), морские разбойники вдруг явились под Гамбургом. Нападение было так внезапно, что жители окрестных мест не успели собраться к защите; притом же военный начальник Нордалбингской марки, Бернар, отсутствовал. Архиепископ Анскар хотел выдержать осаду с одними горожанами и жителями пригородной слободы, называвшейся Гамвиком, но напор язычников был так силен, что противостоять им с этими малыми силами было невозможно. Анскар со своими священниками покинул новосозданную митрополию Севера, унося с собой мощи святых; они бежали в разные стороны; неприятель был так близок, что архиепископ, по словам его жизнеописателя, не успел захватить своего плаща. Большая часть гамбургских жителей были умерщвлены. Язычники заняли город и слободу и принялись грабить; на другой день продолжалось разграбление Гамбурга; наконец, они зажгли город и удалились с добычей. Недавно выстроенная стараниями Анскара "дивной работы" церковь и принадлежавший к ней монастырь были истреблены огнем, так же как многие книги, собранные арxиепископом119.
Кто были эти морские разбойники, уничтожившие новоучрежденную христианскую митрополию в Залабье, не сказано писателем, который передал нам это известие. Другой современник, писавший во Франции, упоминает вскользь о разрушении Гамбурга норманнами. Нет никакого сомнения, что тут действовали и норманны; но все позднейшие легенды, изображающие с разными прикрасами нападение язычников на духовную столицу северной Европы, приписывают его славянам. Они называют виновником гонения, постигшего тогда христиан в Нордалбингии, какого-то славянского князя Борута, который владел страной у немецкой границы. Подробности этой легенды баснословны и спутаны с событиями гораздо позднейшего времени, но участие славян в разрушении Гамбурга кажется вполне достоверным, так как они в то время вообще действовали заодно со скандинавами против ближайших немецких поселений.
Действия их не привели, однако, ни к чему, кроме временной независимости от немцев. Обеспечить эту независимость прочным утверждением на устье Эльбы они не сумели; они пропустили время замешательства, когда государственная власть почти перестала существовать в северной Германии; Нордалбингия осталась по-прежнему немецкой землей, хотя страшно разоренная и на время совершенно беззащитная. Славяне видели возле себя развалины военной линии, устроенной Карлом Великим, и дожидались, пока другой немецкий государь принялся ее восстанавливать несравненно крепче, чем она была прежде.