Гильотина в подарок
Шрифт:
– Летом мамочка предпочитает загородный дом московской душной квартире.
– Ты не говорила, что у вас загородный дом.
– Теперь знай!
– А по-русски-то она умеет?
– С небольшим акцентом. Она в России живет столько, сколько мне лет!
– Не скучает по родине?
– У нас там никого нет. Дедушка с бабушкой умерли. А сестер и братьев у мамы не было.
После этого она надолго замолчала. То ли скорбя по умершим дедушке и бабушке, то ли тоскуя по отсутствующим дядям и тетям. Антон решил прервать
– А дальше-то что по программе?
– Дальше – еще хуже! – вздохнула она. – Поедем к старой лесбиянке. Ты сам этого хотел.
– Ты звонила ей?
– Вчера днем. Обрадовалась, как африканская тигрица антилопе!
– Ну и метафора! – отметил писатель. – Ты, случайно, не пишешь?
Она с изумлением посмотрела на него.
– Пишу. Открытки на дни рождения!
– У тебя же родственников нет!
– Зато много друзей!
Теперь была очередь Полежаева промолчать.
– Я не для того договаривалась с этой старой шлюхой, чтобы ты на меня дулся! – возмутилась Патя. – Я чуть заикой не осталась в десятом классе, когда ходила к ней на консультации!
– Как ее зовут?
– Мария Степановна! – противным голосом пропищала девушка. – Я ей ничего не сказала про тебя. Так что жди сюрприза! Может, и на порог не пустит! Она очень ревнует мужиков к своим любимицам!
– Ты ее любимица? Ты с ней спала?
– Я – ее нереализованная мечта! Будь осторожен!
– Никогда не имел дела с лесбиянками!
Трехэтажный дом с черепичной крышей, обсаженный елями и пихтами, встретил их мрачной тишиной. Впечатление усугублялось накрапывающим дождем и пронзительным ветром.
Полежаев вылез из машины и поежился.
«Вот ведь и в таких домах живут люди! А я родился в бараке. И сколько их еще осталось! Воистину страна дворцов и хижин! Крут был Патин папаша! Мир праху его!»
Пока он любовался местными красотами, девушка поставила автомобиль в гараж и, взяв жениха за руку, повела его в дом.
Внизу их встретила женщина лет пятидесяти, в белом фартуке. Он видел таких только в кино. Они поговорили с Патей по-французски. Антон не прислушивался к их разговору. Когда женщина в фартуке удалилась, писатель тихо спросил:
– Это служанка?
– Фу, какое старое слово! Проще сказать – домработница.
– Француженка?
– Ты думаешь, все французы – буржуа? Есть и домработницы.
– А ты, значит, рантье?
– Ты сегодня в ударе! Делаешь открытие за открытием!
Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж.
– Зачем вам с мамой столько этажей и комнат? – недоумевал он.
– Что, закипел «разум возмущенный»?
Он больше не задавал вопросов.
Мама сидела в огромной гостиной спиной к двери, смотрела телевизор – и не заметила вошедших.
Патя тихо подошла сзади, облокотилась на спинку кресла и нежно прижалась к материнской щеке. Та вздрогнула, ответила
– Много о вас слышала. Патрисия все уши прожужжала.
– Мама! – взмолилась дочка, но маму безудержно несло дальше.
– Раньше я находила в ее спальне ваши книги. Она зачитывала их до дыр!
Новость была ошеломляющей. Значит, их знакомство в «Иллюзионе» – не случайность? И стихийная любовь Пати вполне объяснима. Сообщение расстроило Полежаева. Он хотел бы, чтоб его любила женщина, а не поклонница. И Патрисия это прекрасно понимала, потому до сих пор и делала вид, что его творчество ее не интересует!
Мама подъехала совсем близко. Они поразительно были похожи – мать и дочь. Только у старшей волосы зачесаны назад, а глаза – с зеленоватым оттенком. Она смотрелась как старшая сестра. (Впоследствии он с удивлением узнал, что сам всего на три года моложе ее.) Если бы не болезнь, то нашлось бы немало претендентов на ее руку и сердце.
«Впрочем, при таком богатстве женихи могли бы и сейчас объявиться! Видно, память о муже дорога, хоть Патрисия и называет отца подлецом!»
Он наклонился, чтобы поцеловать женщине руку.
– О, как мило с вашей стороны! Настоящий русский писатель!
– По-моему, вы слишком меня превозносите.
Он так и не выпускал ее руку из своей. Что-то странное было в этой руке. Наконец до него дошло: на трех пальцах – красноватые следы от колец.
«Зачем она их сняла? Не хотела давить роскошью? По-моему, и так все достаточно красноречиво!»
– Патя раньше тоже хотела стать писательницей. Дух моего предка, бунтаря и драматурга, витает в стенах этого простого русского дома.
«Сказала бы еще – в избушке на курьих ножках!»
– Так случилось, что лучшие мои годы прошли в России, и я решила не расставаться с этой страной.
– Вы смелая женщина! Многие русские теперь предпочитают заграницу. Здесь неспокойно.
– Здесь никогда не было спокойно. Это мне и нравится.
– Давно были в Париже?
– Год назад. Умер мой отец. Я ездила на похороны. Делили с оставшимися родственниками наследство. Дед очень любил Патю и многое завещал ей. Так что у вас невеста с приданым.
«Значит, не только папаша-подлец потрудился! Еще и наследство!»
– Часть отцовского дома в Париже я продала родственникам, – продолжала она свой рассказ. – Так что мне теперь некуда возвращаться. Теперь для Парижа я – иностранка.
«А Констанция Лазарчук мечтала о Париже! Вот как устроены люди! Их не поймешь! И чего нам на месте не сидится! Жил бы сейчас в своем маленьком уральском городке и не рыпался! Сопровождал бы коммерческие грузы с табельным „ТТ“ на заднице, попивал бы в купе чаек из пакетика! Нет, подавай мне столицу!»