Гимн Рождества

Спир Флора

– На тот случай, если лорд Симмонс появится на балу?

Ласковое поддразнивание, прозвучавшее в ее голосе, поразило Кэрол. В ее голосе слышится нежность!

– О да, я надеюсь, что он придет. – Мягкие голубые глаза засияли, нежные юные губы тронула робкая улыбка. – Если да, он пригласит меня на вальс.

– Да, тут есть из-за чего волноваться. И, сознавая, что она не может больше оставаться в этой комнате и оттягивать момент встречи с «тетей Августой», Кэрол вышла в длинный холл, освещенный свечами, горящими в настенных канделябрах.

Холл

был ей незнаком, но она пошла туда, где свет был ярче, и вдруг узнала это помещение. Помогла лестница. Нельзя было не узнать этот красивый разворот ступеней и перил, коль скоро ты проходила здесь вверх и вниз по несколько раз за день в течение пяти с половиной лет. А впереди, в нескольких шагах, была дверь, ведущая в комнаты леди Августы. Глубоко вздохнув, Кэрол подошла к этой двери и постучала, надеясь, что не ошиблась. Дверь тотчас же отворила женщина средних лет в черном платье и белом переднике.

– Кто это? – спросил знакомый голос из глубины комнаты.

– Я, – ответила Кэрол, проскальзывая мимо служанки.

Убранство комнаты изменилось. На стенах – белые и кремовые панели, на высоких окнах – бледно-зеленые занавеси из тафты, на кровати – гармонирующие с ними занавеси, – но это определенно та же самая комната, в которой бывала Кэрол, служа у леди Августы в компаньонках. Женщина, сидевшая у туалетного столика перед шкатулкой с драгоценностями, явно походила на ту леди Августу, которую Кэрол знала прежде.

– Войдите и покажитесь мне, – велела леди Августа. – Мэри, вы можете идти. Я позову вас, когда будет нужно.

– Ой, мадам. – Сделав реверанс, служанка исчезла в дверях, оставив Кэрол наедине с женщиной, которую она считала призраком. А может быть, несмотря на сходство, это вовсе не был тот призрак, что явился к Кэрол в начале этого вечера? Кэрол решила быть осторожней.

– Добрый вечер, леди Августа. Услышав это приветствие, женщина за туалетным столиком подняла брови.

– В этом доме в этом веке тебе лучше называть меня тетей Августой. В противном случае все, кого ты знаешь, будут удивлены.

– А вы действительно та, за кого я вас принимаю? – спросила Кэрол. – Если так, то должна сообщить вам: я больше не желаю играть в эту игру, которую вы затеяли.

– В чем дело, Кэрол?

Услышав свое настоящее имя, Кэрол облегченно вздохнула, а потом разозлилась:

– Как вы смеете бросать меня одну, без всякой помощи, с девушкой, которая считает меня сестрой? Если бы у меня не хватило ума сохранять спокойствие и слушать, вместо того чтобы рассказать все, что я знаю, эта бедняжка потеряла бы рассудок. Как, по-вашему, воспримет она мое заявление, что я – жертва садистического трюка, который устроило привидение?

– Но ты не стала ее пугать, рассказывая правду, не так ли? Интересно почему. Может ли быть, что ты почувствовала некий проблеск сестринской нежности к этой девушке?

– Не надейтесь, – ответила Кэрол, – она для меня ничто. Кстати, как ее зовут? И почему она упорно зовет меня Кэролайн?

– Если она ничего не значит для

тебя, зачем тебе знать ее имя?

– Вы перенесли меня сюда против моей воли, – сказала Кэрол, – и, видимо, отождествили меня с другим человеком. На мне одежда вроде той, которую могла носить какая-нибудь героиня Джейн Остин, а девушка, называющая меня своей сестрой, заявляет, что сегодня званый вечер в честь моего обручения. Я даже не знаю, кто мой жених! Если вы не хотите, чтобы я при гостях совершила какую-нибудь ужасную ошибку, которая смутит вас или эту бедняжку в соседней комнате, расскажите мне побольше.

– Что мне надеть вечером, рубины или сапфиры? – вопросила леди Августа. – Думается, к этому темно-синему подойдут сапфиры, но я вовсе не хочу затмевать тебя на твоем празднике. У тебя замечательное ожерелье, не так ли? Я помню, покойная матушка Монфорта часто его надевала. Ты знаешь, что это была одна из моих лучших подруг?

– Нет, – от раздражения Кэрол даже скрипнула зубами, – не знаю. Откуда мне знать?

– Да? – Леди Августа приподняла два ожерелья, одно из которых сияло рубинами и бриллиантами, другое – тяжелая золотая цепь – сверкало тремя крупными сапфирами в золотой оправе, усыпанной бриллиантами. – Так как ты думаешь, какое мне надеть?

– Наденьте эти чертовы сапфиры. Только расскажите мне то, что я должна знать, чтобы не свалять дурака на балу, на котором ожидается мое появление. А еще лучше – отошлите меня обратно, где мне следует быть.

– Ты до крайности нетерпелива. – Она приложила к груди сначала одно, потом другое ожерелье, глядя на свое отражение в настольном зеркале. – Думаю, ты права. Хорошо, пусть будут сапфиры. – Она застегнула ожерелье, встала и подошла к Кэрол. – А ты и находишься там, где тебе следует быть. Сейчас 1818 год. Ты живешь в Марлоу-Хаус, как это и было в то время.

– Кто же я? – вскрикнула Кэрол.

– Леди Кэролайн Хайд. Твоя младшая сестра – леди Пенелопа. Вы всегда были очень дружны и стали еще дружней с тех пор, как ваши родители погибли в дорожной катастрофе четыре года тому назад. Эти годы я, на правах тетки, слежу за вашим образованием и руковожу вами в обществе. Тебе посчастливилось сделать одну из лучших партий в этом сезоне, хотя в свои двадцать четыре года ты считаешься староватой для подобной удачи. Ты выходишь за Николаса Марлоу, графа Монфорта, который, по случайному совпадению, приходится дальним родственником моему покойному мужу.

– Он имеет какое-нибудь отношение к Николасу Монфорту, который приходится вам племянником? – Имя Монфорта Кэрол повторила особенно старательно.

– Который будет моим племянником в будущем веке, – поправила леди Августа. – Мой будущий племянник – прямой потомок лорда Монфорта.

– Но тогда люди, о которых вы говорите, совершенно реальны? – Кэрол помолчала, размышляя, потом продолжала:

– Значит ли это, что вы и я обитаем в телах других людей? Если так, то где теперь личности этих людей? Что вы сделали с леди Кэролайн? И с ее теткой?