Гимназистка. Под тенью белой лисы
Шрифт:
— Неприятности никому не нужны, — согласился он.
— Нечего заниматься противоправной деятельностью.
— Мы стоим на страже закона.
— Документа о чём у вас нет, — безжалостно заключила я. — Вы ворвались в дом к главе клана с угрозами. Думаете, это просто так сойдёт вам с рук?
Он отвечать не стал, смущённо убрал артефакт и шмыгнул из комнаты так быстро, словно выполнял приказ. По сути, так оно и было: Моськин же сказал, что они уходят. Только уйти у них не получилось. Когда я вслед за охранником выскочила из комнаты, в которой нас удерживали, обнаружила, что Хомяковская семья героически перекрывала
— Куда же вы? — всплеснула я руками. — Теперь обыск должны провести уже мы. Вдруг вы уносите из нашего дома что-то ценное?
— Мы не воры, — гордо сказал Моськин. — Да и что ценного мы могли отсюда взять?
Сказано это было с таким пренебрежением, что мне даже неудобно стало за скромную обстановку дома. Точнее, почти полное её отсутствие.
— Может, это после вашего обыска здесь ничего не осталось? — прорычала, уже не сдерживаясь Анна Васильевна.
— Что вы себе позволяете? — возмутился Моськин. — Мы выполняли предписание.
— Чьё? — поинтересовалась я.
Он повернулся ко мне, недовольно скривился и ответил:
— Тайное. — И Анне Васильевне: — Так вы выпустите нас?
Та ответила звуком, больше всего похожим на рычание. Возможно, они бы ещё долго пререкались, не скрипни незапертая дверь и не впустив того, кто наверняка это безобразие и организовал, — Волкова. Встретить родственников в моём доме он явно не собирался, но ситуацию под контроль взял тут же.
— Что здесь происходит? — гаркнул он после краткой заминки.
Значит, всё-таки собирался стать спасителем девы в беде. Да вот незадача, опоздал…
— Господа, незаконно проникшие в наш дом и незаконно проводившие в нём обыск, теперь пытаются незаконно его покинуть, — любезно пояснила я. — До прибытия законных властей. Которых незаконно не дают вызвать.
Моё объяснение не пришлось по душе Волкову, он зло оглядел собственных подчинённых. То есть это я так думаю, что подчинённых: никто из них не торопился признавать в пришедшем начальство.
— Господин штабс-капитан, — умоляюще возопил Моськин, — мы действовали по инструкции.
— Нарушающей закон? — холодно спросил Николай и повернулся к Волкову, тот ответил недобрым взглядом.
— Когда речь касается императорской фамилии, — продолжил Моськин, — некоторые законы теряют силу. В конце концов, мы выполняли приказ.
— Я разберусь. — Волков раздвинул Хомяковых и бросил: — Можете идти, но не думайте, что ваше поведение останется без последствий.
Лже-полицейские рванули в образовавшуюся дыру, как тараканы. Анна Васильевна зло бросила:
— Саша, это переходит всяческие границы! Ты вмешиваешься в дело, никоим образом тебя не касающееся.
— Вы хотели вызывать полицию? А разумно ли это, начинать жизнь нового клана с громкого скандала? — возразил Волков. — Будьте уверены, виновные понесут наказание. Я лично этим займусь.
Только наказаны они будут не за то, что вломились, а за то, что ничего не нашли и попались. Сказать я этого не успела, хотя и собиралась,
Глава 39
На следующий день настроение было прекрасным с самого утра. Ещё бы: наконец все проблемы, наследницей которых я стала при появлении в этом мире, благополучно разрешены или будут разрешены в ближайшее время.
Хомяковы пришли не только поблагодарить за помощь в освобождении Николая, но и по другой причине: дать понять, что против нашей помолвки ничего не имеют. Владимир Викентьевич неожиданно повёл себя как отец дочери на выданье: засуетился, застеснялся внешнего вида нашего жилища и начал путанно извиняться, что не можем принять, как полагается. Да, вид гостиной, в которой стояли остатки древней полуразвалившейся мебели, оставлял желать лучшего. Но разве это было сейчас важным? Важно было то, что мы с Николаем просидели весь вечер рядом, на неприлично вытертой обивке старенького диванчика, держась за руки на вполне законных основаниях. Единственное, что омрачало счастье, это просьба Звягинцева не давать объявления о помолвке, пока не появятся статьи, реабилитирующие Николая в глазах общественности.
— Мы новый клан, и нам нужно заботиться о репутации, — сурово заявил он. — Пойдут слухи, что мы неблагонадёжны, тогда с нами не будут иметь дело солидные семьи. А нам ещё лечебницу развивать.
— Вы можете войти в состав нашего клана, а, Елизавета Дмитриевна? — неожиданно предложил Пётр Аркадьевич, с чего-то решивший, что мои мозги в присутствии его отпрыска совершенно расплавились и работают в ограниченном режиме.
— Тогда уж лучше вы к нам, — промурлыкала я в ответ. — Я не планировала брать новых людей, но ради вас сделаю исключение. Мы, конечно, пока маленький клан, зато с устойчивым развитием и ничем не скомпрометированы. Так и быть, возьмём с вас взнос акциями железной дороги.
— А вам палец в рот не клади, Елизавета Дмитриевна, — захохотал Хомяков и больше не решился предлагать ничего другого, побоялся, наверное, что в результате я его уговорю и акции, на которые нацелился Волков неожиданно для всех уплывут в новый клан.
Про Волкова речь не заходила вовсе, хотя Хомяковы вывод наверняка сделали, а уж если припомнить, каким взглядом Анна Васильевна проводила племянника, то и тени сомнения не возникало: между ними состоится серьёзный разговор. Правда, не уверена, что скоро: Волков нынче спалился по полной программе и будет избегать любимой родственницы всеми возможными средствами, пока та не остынет. А остынет она нескоро: как-никак племянник пытался подвести под монастырь её старшенького.
Ушли Хомяковы от нас, заручившись обещанием, что завтра я составлю им компанию в театре, поскольку собирались задержаться в столице. Не думаю, что исключительно для освоения культурной программы, Анна Васильевна точно собралась раздать всем сёстрам по серьгам, я пару раз даже слышала, как клацали её челюсти, когда разговор случайно поворачивал в ненужную сторону. К чести Хомякова-старшего, он реагировал тут же и уверенно выруливал в сторону нужную. Опасался, наверное, что супруга в своём желании кого-нибудь покусать начнёт с нас, если её вовремя не отвлечь.