Гимназистка
Шрифт:
— Лиза что-то хотела взять, — вспомнила Оленька. — Одежду, наверное?
— Нет, — чуть помедлив, ответила я. — Одежду забрать тоже можно было бы, не будь она теперь безнадёжно испорчена, но я хотела осмотреться, вдруг знакомые стены вернут хоть часть памяти.
— И?
— И ничего. Оля, я вела дневник?
— Конечно. Если не вести дневник, то оценку за поведение снижают. Твой сгорел, так мы же тебе новый купили.
— Я не про ученический. Про личный. Была у меня какая-нибудь тетрадь, в которую я записывала
— Да, — обрадованно закивала она. — Тебе Томка там такие акварельные рисунки рисовала, что ах.
— Томка? — я чуть поднапрягла память. — Яцкевич?
— Да, — радостно согласилась Оленька. — Она у нас в классе лучше всех рисует.
Я огляделась, но ничего похожего на рукописную книжечку с иллюстрациями одноклассницы не увидела.
— И как он выглядел?
— Кто? — удивилась Оленька. — Тот реалист, кто за тобой на последнем балу ухаживал? Высокий, симпатичный, глаза зелёные. У их семьи крупный кожевенный завод.
Я внимательно выслушала подругу, недоумевая, к чему она вываливает мне столь занимательные подробности, да ещё изо всех сил подмигивает. Спрашивать не стала, лишь уточнила:
— Я про личный дневник.
— А, про дневник, — разочарованно протянула подруга. — Тетрадка как тетрадка. С розой на обложке. У меня такая же, мы вместе покупали.
— А ты нигде не видишь её в этой комнате?
Оленька задумчиво поворошила носком ботиночка пух на полу и почти сразу радостно ойкнула. Я уж подумала, что она нашла мои записи, но поднятая книжица была совсем маленькой и плоской.
— Твой ученический билет, — обрадовала она меня. — Как это я его прошлый раз не взяла? А ведь была уверена, что взяла и он тоже сгорел. А новый заводить — такая морока, и штраф платить надо. Я не говорила, чтобы тебя не расстраивать.
Она принялась с энтузиазмом осматривать валяющиеся на полу листы, я же подошла к столу. Вывороченные ящики были пусты. Как и книжная полка на стене. Всё, что там было, благополучно валялось на полу, по большей части в разобранном виде. Даже матрас был вспорот, и из него торчали клочки ваты. Нашли ли преступники то, что искали? Почему-то казалось, что нет.
— Интересно, почему в прошлый раз забрали артефакты, а в этот раз искали бумажку? — неожиданно спросила Оленька. — Вон как книги изодрали, по листочку собирать придётся.
— Может, не бумажку, а совсем мелкий артефакт? — предположила я. — Хотя бумажку тоже могли, если к артефакту требовалась инструкция, а её сразу не захватили.
— Или среди взятых артефактов не было нужного и искали хотя бы упоминание, — вставил Николай в нашу беседу. — Я так понимаю, Лиза, что вашего дневника нет?
И точно, моего дневника в доме не было, хотя мы пересмотрели всё, чуть ли не просеивая сквозь пальцы разбросанное. Я собрала около десятка фотографий и сложила в шкатулку, которую забрала
— Нет, — огорчённо подтвердила Оленька. — Какая жалость, что Томкины рисунки пропали. Её так сложно уговорить что-то нарисовать. Но не расстраивайся, мы её вместе попросим.
— Зачем?
— Дневник же надо восстанавливать, — убежденно заявила Оленька.
Действительно, как это я без дневника и рисунков в нем. Наверняка еще и важные стихи записывала. Настолько важные, что ни одна приличная гимназистка не ложилась спать без того, чтобы не перечитать на ночь и немного над ними повздыхать.
— Вот что странно, — неожиданно сказал Николай. — Нет ничего написанного от руки. Ни писем, ни записочек.
— Ольга Станиславовна вела учёт трат, — вспомнила Оленька, — в толстой такой тетради. Ее тоже нет.
— Что же они искали? — Стало зябко. Я обняла себя обеими руками и закрыла глаза. — Получается, им действительно нужна была какая-то бумага?
— А из-за того, что времени не было, гребли всё, что находили, — предположила Оленька. — Лиза, тебе опасно одной ходить. Вдруг они опять не найдут того, что хотят, и решат тебя украсть и допросить?
— Зачем меня воровать? Я же ничего не помню.
— А они это знают? Нужно потребовать от полиции охрану, правда, Коля?
— Лизу охраняют, — неохотно ответил Николай. — Незаметно. Стараясь не попадаться на глаза.
— Так, может, не охраняют, а следят? — всполошилась Оленька.
— Нет, именно охраняют.
— Почему ты так уверен? Всё это ужасно подозрительно. Лизу непременно нужно защитить.
По виду подруги стало понятно, что единственная защита, которая её устроит, — это круглосуточная защита в лице Николая. Но он меня долго охранять не сможет, поскольку отпуск у него не вечный, а опасность пока никуда не делась и нет никакой надежды, что денется.
— И всё же, Николай, почему вы уверены, что охраняют? Может, это действительно преступники? — жалобно спросила я. — И потом, за мной точно наблюдают? Я никого не замечала.
— Точно наблюдают. И когда я попытался одного задержать, мне сунули под нос полицейский значок и попросили не мешать.
Наверное, попросили в не слишком вежливых выражениях, потому что Николай чуть заметно поморщился. Или он был уверен, что с его стороны помех быть не может?
— Понятно. Полиция надеется, что её начнут красть и тогда задержат сразу всех преступников, — азартно предположила Оленька.