Гимназистка
Шрифт:
И взгляд, взгляд был таким же. Вроде бы и не задержался на мне, но прошёл насквозь, просветив рентгеном. Стало неуютно, но спрятаться было некуда: спина Николая оказалась не столь хорошей защитой перед Этим. Казалось, что Велес, если это был он, смотрел со всех сторон. С любопытством смотрел, но несколько отстранённым.
— Она не Рысь. Её изгнали из клана.
Мягкое, почти невесомое касание и уверенное:
— Она Рысь.
— Неважно. Ей нужна помощь.
— И тебе.
— И мне.
Николай говорил спокойно. Хотя
— Хорошо. Проси.
— Верни ей память.
— Неправильная просьба.
— Почему? Очень тяжело жить в мире, ничего о нём не помня.
— Об этом мире она ничего не вспомнит.
— Но раньше-то помнила.
— Не она. Та, в чьём теле сейчас эта душа.
Об этом я начала подозревать уже давно, и всё равно, услышанное так меня поразило, что я забыла все наставления и выскочила не то что из-за Николая, но даже перед ним.
— Вы хотите сказать, что это тело не моё?
— Теперь — твоё. Той Елизаветы больше нет, и не будет.
— Что значит: теперь — твоё? Это неправильно. Мне не нужно чужого. Если это не моё тело, меня нужно вернуть в моё, а сюда — душу этого.
— Это невозможно. Твоего прошлого тела больше нет, а прошлая душа этого ушла на перерождение. И это для неё благо. Твоя же душа привязана к этому телу, и прочно привязана.
— Но почему?..
В голове вертелась куча вопросов, но были они столь невнятные и неоформленные, что спросить я смогла лишь так.
— Я вижу на тебе печать договора. Неисполненного.
— Какого договора? — насторожилась я, сразу вспомнив крутившиеся при первом осознании себя мысли. Договор и Светка, которую не нашли в моих знакомых. Точнее, в знакомых той Лизы, что была здесь до меня.
— Божественного. Блок на памяти тесно с ним связан. Я не буду его снимать.
— Не можете?
— Не хочу. Я не лезу в чужие договоры.
— И с кем у меня договор? И главное — о чём?
— Откуда мне знать?
— Вы же бог.
— Он тоже.
— Он сильнее?
— Я не лезу в чужие договоры. В ответ не лезут в мои, — коротко пояснил Велес.
— Но мне-то что теперь делать?
— Жить, Рысь. Учиться всему, чему-то — заново. Когда придёт время, всё вспомнишь.
Всё вспомню. И другой мир, и другую семью, и других друзей. У меня наверняка всё это осталось там, в прошлом, о котором я ничего не помню. И если моего тела нет, то получается, для них я умерла?
— Выполнив договор, я смогу вернуться?
— Куда?
— В свой мир.
— Теперь этот мир — твой. Путь из него для тебя закрыт, тебя слишком крепко к нему привязали. Умрёт это тело — умрёшь и ты. Ты — Рысь. Помни это.
Огоньки замигали, фигура, перед которой мы стояли, стала гаснуть, и я поняла, что отведённого нам времени осталось всего нечего, поэтому торопливо спросила:
— Вы сказали, что для прошлой души этого тела было благом уйти на перерождение? Почему?
— Она
Последнее слово донеслось уже издалека, а вместе с ним пришло не то сильное касание, не то слабый тычок в плечо. И неясный смешок, где-то уже на грани слышимости. Фигура погасла, и огоньки, указывавшие путь, стали совсем слабыми. Нас явно приглашали на выход.
— Благодарю тебя, Велес, — громко сказал Николай и потянул меня за руку.
У меня было ещё что спросить и что сказать, но, похоже, ничего из моих слов до Велеса больше не долетит. Это ж надо так ухитриться: не сказал ничего, о чем бы я и раньше не догадывалась или не поняла бы позже, но при этом мы наверняка остались ему должны. Одним словом, бог. Как и тот, с кем я заключила какой-то договор. Похоже, договоры с богами чреваты крупными неприятностями: только подписала, а уже потеряла собственное тело. Конечно, взамен получила другое, но чужое… Но главное — должна сделать что-то такое для другого бога, что он не смог сделать сам и привлёк меня. Это пугало своей неопределённостью.
Вышли мы куда быстрее, и первым нарушил молчание Николай.
— Никому не говорите о том, что вы — это не вы.
— Я это я, — грустно пошутила я в ответ, чувствуя желание даже не расплакаться, а разреветься, со всхлипываниями и подвываниями. Конечно, это ничего бы не изменило, но стало бы хоть немного легче. Наверное. — Даже Велес сказал, что теперь я Елизавета Седых. И почему-то называл меня Рысью. Хотя из клана меня выгнали, а способностью к обороту у меня нет.
— Он не говорил «Седых», — отметил Николай. — Велес видит больше, чем мы, и делает больше, чем мы можем заметить. Кто знает, чем закончился на самом деле наш разговор.
— Он отказался мне помогать.
— Он отказался напрямую идти против другого бога. Что у вас за договор, Лиза?
— Если бы я знала! Да я понятия не имею, что я пообещала и зачем. Ох, нужно было ещё спросить, что искали в квартире Седых. Искали и не нашли.
— Велес бы не ответил. Это не касается ни вас, ни меня. Поскольку случилось до того, как вы тут появились.
— Может, я как раз из-за этого и появилась? Не зря же я появилась в квартире Седых.
— Тогда тем более бы не ответил. И это ваша квартира, Лиза, — поправил Николай.
— Да какая это моя квартира, — отмахнулась я. — Я чувствую себя воровкой. Я украла чужую жизнь. Чужое тело. Чужие вещи. Чужие отношения. Это ужасно.
Я всё-таки всхлипнула. Николай притянул меня к себе и обнял. В голову полезли глупые мысли: нравлюсь ли я ему как я или как Лиза? И можно ли меня вообще считать Лизой? Имею ли я право на помощь Владимира Викентьевича? На дружбу Оленьки? Ведь, как ни крути, она дружила с той, другой Лизой, которой уже нет…
— Смотрите на это по-другому. Божественное провидение вам подарило новую жизнь. Кто мы такие, чтобы спорить с богами?