Гимназистки. Истории о девочках XIX века
Шрифт:
Теперь оставалось только писать. Те, которые настрочили с помощью старших сестер свои сочинения дома, чуть-чуть приободрились. Вытащив со всевозможною осторожностью из карманов готовые черновики, они усердно занялись перепиской того, что было заранее уже сфабриковано ими вне класса чьей бы то ни было благодетельною рукою. Но не у каждой из девочек имелись дома добрые души, охотно согласившиеся пойти им на выручку. Большая часть класса должна была, как говорится, работать начистоту, за «свой паек».
И вот, скрепя сердце, девочки принялись за работу.
Рядом
Сейчас Роговцева уже была готова расплакаться самым позорным образом на глазах учителя посреди урока. О Шиллере у Саши не сохранилось положительно никакого воспоминания. То, что училось про него в классе, пролетело для девочки бесследно, как сон.
Немудрено поэтому, что никакая мысль не приходила ей в голову на заданную тему. А рядом Нина Махровая писала да писала своим мелким, как бисер, почерком букву за буквой, строку за строкой. Нина писала, Саша грызла перо и смотрела на соседку злыми, завистливыми глазами. Конечно, получить единицу ей, Саше, совсем не новость, но все же как-никак совестно подавать учителю белый, чистый, без единой строчки на нем, листик! Вот если бы…
– Махровая! – неожиданно чуть слышным шепотом обратилась к Нине Саша. – Послушайте… Сфинкс, если бы вы захотели мне немного помочь…
Махровая подняла голову и взглянула на Сашу так, точно ее только что разбудили от долгого, крепкого сна:
– Что?
– Помогите, умоляю, написать сочинение, Сфинкс!
– Помочь нельзя… Дайте я напишу за вас, а вы перепишете…
– Как, все сочинение?
– Так ведь иного выхода нет!
– Спасибо вам, голубушка! Никогда не забуду!
Сфинкс откладывает свой, наполовину исписанный, листок в сторону, незаметно вынимает из парты новый и пишет, пишет…
Саша Роговцева тревожно следит за тонкой, холеной, с отшлифованными, как зеркало, ногтями рукой своей соседки. Рука Сфинкса летает, как птица. Полстраницы готово… Три четверти… Вся! Теперь только перевернуть и на другой стороне дописать немного. Роговцева считается слабой ученицей, она на дурном счету. Ее классная работа не должна быть слишком длинной, а то не поверят, что она, Саша, писала ее сама. И выражения должны быть самые незамысловатые, простые. Ну, вот и готово! Готово как раз в ту самую минуту, когда учитель, господин Шталь, начинает беспокоиться на кафедре, находя очень подозрительным бездельное верчение пера в пальцах Роговцевой.
– Вот! Переписывайте скорее!
И Нина незаметно подсовывает соседке написанный ее бисерными буквами листок. Саша, красная, как рак, рассыпается в благодарностях.
– Уж и не знаю, чем отплатить вам, Сфинкс!
– Не требую
Роговцева с лихорадочной поспешностью принимается за переписку.
До звонка, возвещающего окончание урока, остается двадцать минут, если верить никелевым часикам, пришпиленным на фартук. Слава богу, что надзирательница вышла из класса! А сам Шталь занялся проверкой уже поданных двумя лучшими ученицами готовых работ. Только бы успеть! Только бы докончить!
Сфинкс тоже торопится. Но без малейшего признака волнения и суеты. Начало ее работы вышло весьма и весьма недурно, а что не придется довести до конца… Что делать!
Звонок. Сфинкс медленно дописывает последнюю фразу о гении Шиллера, о бессмертных трудах этого великого человека. Господин Шталь ходит по классу и отбирает листки.
У красной, как пион, Саши поставлена последняя точка. Она успела переписать все до конца.
– Благодарю вас, – обращается она с сияющей улыбкой к Махровой, – вы спасли меня, Сфинкс!
Та смотрит на нее глубоким серьезным взором.
– Как жаль, – говорит она, отчеканивая каждое слово, – как жаль, что оправданием вашему спасению служат ложь и обман!
– Что?
– Ну да, ведь мы преисправно обманули господина Шталя… А разве это красиво?
Лицо Саши вспыхивает горячим румянцем.
– Ах, боже мой! – окончательно теряясь, лепечет она… – Но ведь… но ведь все же так делают, кто не может, кто… – и совсем уже смущенная и потерянная, она смолкает с потупленными глазами.
– Хотите я буду заниматься с вами по немецкому языку? Тогда вам не придется пользоваться подобного рода услугами, – неожиданно предлагает своей соседке Сфинкс.
Саша смутилась от неожиданности. Хотела отказаться, но подумала и тихонько прошептала:
– Да, если это вас не затруднит!
– В таком случае приходите завтра ко мне, от 5 до 6 часов я свободна. Мой адрес: Морская, 8, квартира князя N. И мы вместе приготовим следующий немецкий урок.
Теперь уже не завидовали Сфинксу. Теперь предметом зависти являлась Саша Роговцева. Еще бы! Махровая, сама богачка Махровая, пригласила ее к себе! Сама неподражаемая Нина Махровая, которая приезжает всегда на уроки в таком прекрасном собственном экипаже с англичанкой и одевается с таким изяществом и элегантной простотой! Сам загадочный Сфинкс!
На Сашу Роговцеву стали смотреть с невольным почтением, несмотря на то, что она была худшей в классе ученицей и не выходила из двоек и единиц.
Саша Роговцева проникнет в роскошный дом, где живет Нина, увидит обстановку, окружающую Махровую, приподнимет, так сказать, завесу личной жизни таинственного, загадочного Сфинкса. Счастливица! Счастливица! Как можно было не завидовать ей! Сама Саша ходила с сияющим лицом, как именинница, и, отводя в переменки между уроками ту или другую из подруг, подолгу шушукалась с нею на тему о предстоящем ей визите к Махровой.