ГиперStorm

BIG

Кабина «Персефоны, почти не выделялась из общей обтекаемой формы корпуса, лишь слегка приподымаясь в том месте где носовая часть переходит в основной модуль. Корпус должен быть максимально обтекаем, чтобы возможный космический мусор прорвавшийся сквозь защитные барьеры, не мог зацепиться за выступы или нанести повреждения, встретив угловатую поверхность. Корабль скользит в межзвездном веществе, а вещество скользит вдоль корабля. Такая практичность оставляла для обзорных стеклянных панелей лишь небольшое пространство над самой головой пилота и немного спереди. И то, это всего лишь пережиток прошлых ветхозаветных конструкций и данью уважения первопроходцам космоса; сейчас всё заменили обзорные электронные экраны.

Во

время полета кабина закрыта бронированными панелями, и по протоколу открывать их можно только при острой необходимости, например, в случае выхода из строя всех! камер (что невозможно, по определению, как уверяют составители протокола). Ну, еще разрешается полюбоваться видами на пассивных орбитах, когда корабль полностью под контролем координационных служб.

Акси нарушила все требования протокола и все разрешения, открыв кабину задолго до подлета к точке назначения. Риск неоправданный, зато как красиво…

Весь купол кабины покрылся пылью и копотью, как будто кораблю пришлось продираться через песчаную бурю. Большая часть стекла и вовсе завалена каким-то мусором или трухой. Сравнительно чистой оставалась только самая передняя панель, через которую Акси, с возрастающим изумлением, отчетливо видела то, чего видеть, по всем соображениям и протоколам, не могла.

Носовой отсек почти полностью исчез, погребенный кучами земли и какими-то обломками. Судя по всему катер чудом избежал столкновения со стволом гигантского дерева, чьи косматые ветки склонились над кораблем и мелькали причудливыми тенями в лучах солнца. Длинные зубчатые листья невероятных размеров при каждом удобном случае, повинуясь движению ветра, хлестали фюзеляж и стекло обзорного купола. На заднем плане, синела длинная гряда гор, вершин которых уже коснулось оранжевое солнце.

Солнце… Откуда солнце? Откуда деревья?

Акси глубоко вздохнула, заставляя тело повиноваться, а панику отступить. Прежде чем делать выводы о глобальных причинах и следствиях, стоит начать с малого. Она посмотрела по сторонам: в кабине на первый взгляд нет никаких следов разрушений, если не считать, что все приборы выведены из строя, хотя и это не факт, возможно просто отключились системы питания. Медленно ощупала себя – всё на месте: руки целы, ноги не сломаны, ни на теле, ни на голове никаких следов ушибов или ссадин, ни единой ранки.

«Стоит принять во внимание что я по прежнему свободно дышу, а это значит, что герметичность корабля не нарушена. Нет ни задымления, ни копоти, никаких следов аварии».

Акси поднялась и прошла в задний отсек. Все вещи, в том числе небрежно брошенный в раковину стакан из под виски, оставались на своих местах. Скафандр валялся в углу. Акси оглянулась, и убедилась, что шлем по прежнему лежит на панели рядом с креслом пилота.

«Это невозможно… в случае жесткой посадки всё было бы вверх-дном».

Акси внимательно исследовала каюту и не обнаружила никаких повреждений корпуса, оторванных трубок, искрящихся проводов – ничего. Если бы электронные системы корабля продолжали работать, а через окно кабины не пробивался свет неизвестной планеты, то можно было бы предположить, что полет к Плутону, это только сон, и она просто напившись до смерти залезла в свой катер, по-прежнему прикованный к ангару ЛПК, и скоро явится служба безопасности и вытурит её прочь из корабля и из флота…

Но это не сон.

Она снова посмотрела в иллюминатор – солнце легло на гребни гор и расслоилось в линиях перистых облаков. Свет стал темно-оранжевым и красное зарево заката окрасило горизонт. Это точно не сон. Она на какой-то планете.

В каюте стало темно. Единственный источник света собирался спрятаться за планетой, а в катере по-прежнему ничего не работало.

Между кухонной и санитарной зонами находился круглый лючёк, открывающий доступ в «холодные» отсеки корабля: грузовой, инженерный и системный.

В инженерном находился двигатель, в системном энергетические элементы. Залазить в нейтрино никакого желания не было: если двигатель вышел из строя, ей всё равное его не починить. Она неплохо разбиралась в электронике, программном коде, но тяжелая физика вызывала лишь почтительное уважение и желание держаться подальше. Поэтому она первым делом открыла «системный» отсек. Уж в батарейках она знает толк.

По сути «системный» отсек, представлял собой укрытый за переборками большой шкаф, разделенный на две части: слева рядами по три штуки размещались длинные и толстые элементы питания, всего шесть единиц; справа располагался аппарат механической выработки энергии, по старинке называемый «динамо». В случае необходимости, используя ручной блочный привод можно было подать энергию на батареи и немного их подзарядить. Штука, по общепринятому мнению, абсолютно бесполезная – в случае выхода из строя двигателя, элементы питания расходуют энергию так быстро, что никакими «педалями» не наполнить их до уровня, достаточного для поддержания жизнеспособности корабля. В космосе, с помощью, этой допотопной машины можно было разве что лампочки разжечь. Ходили, конечно, байки о том, как однажды Лютер Хай, застрял с потухшим двигателем на орбите Марса, и с помощью «динамо» смог, потихоньку подзаряжая батареи, добраться до старой заправочной станции на Фобосе. Для этого экстремального путешествия потребовалось двенадцать суток, в течении которых Лютер неустанно крутил педали, сам полностью упакованный в скафандр, чтобы не замерзнуть, так как остальные системы, в том числе жизнеобеспечения, ему пришлось отключить. История эта, тем более похожа на легенду, что сам Лютер Хай ничего не мог сказать в защиту выдвинутой теории, потому что находясь на грани смерти в открытом космосе, изолированный от всего мира, потерял рассудок, и когда его, трепыхающегося как рыба на берегу, выволокли из корабля, всё что он мог пояснить сводилось к трем словам – «Мама, я жив…». И это было его единственное выражение на всю оставшуюся жизнь, которую он беспечно провел в лечебнице имени Леонова в Красен-сити. Предположение о чудесном спасении с помощью «динамо» уже додумали специалисты по безопасности полетов, которым, наверняка, заплатили немалые деньги разработчики этого бесполезного хлама, чтобы продолжать поставки флоту. Лютер Хай умер лет тридцать назад, и с тех пор, за все это время, «чудо-машина» ни разу не пригодилась.

Когда Акси открывала дверь «системного» отсека, она и думать не думала о том, что кроме батарей здесь есть еще что-то. Поэтому в первую очередь занялась осмотром элементов питания.

С первого взгляда стало понятно, что с батареями что-то не так. Пять элементов из шести стояли темными холодными тумбами, не подавая никаких признаков жизни. Индикаторы молчали, не было и намека на заряд. Только шестая батарея, последняя в цепи, еле-еле мигала красной лампочкой, сообщая о том, что емкость практически на нуле.

– Этого не может быть! – сказала Акси вслух. – Какая-то херня. Батареи не могли разрядиться так быстро.

Для поддержания работоспособности всех систем корабля достаточно трех основных элементов: и для запуска двигателей и для автономной работы системы жизнеобеспечения на протяжении всего полета. Еще три батареи – это резервные элементы, которые предназначены для замен «внезапно» вышедших из строя главных блоков. Протокол безопасности предусматривает возможность запуска двигателя всего от одного элемента питания, после чего вся нагрузка ложится на генератор, который еще и подзаряжает батареи. Даже если бы нейтрино полностью сдох и его невозможно было бы запустить, полного комплекта из шести блоков должно хватить на поддержку систем жизнеобеспечения по крайней мере на сто суток, а этого вполне достаточно, чтобы дождаться спасательной команды.