Гипнотизер
Шрифт:
— Элен, давайте набросим на нашу душу сеть наших желаний. Давайте попробуем. Взглянем на мир, но уже с территории защищенности, дарованной нам Зазеркальем. Там мы сможем давать установки, угодные нашей душе, создающие образы и события по нашему желанию и открывающие нам нашу личную истину.
Эксперимент удался. Рассказ о нашем с Марией Терезой ужине пробудил интерес Элен к воспоминаниям. И она рассказала, как однажды Бернар ради того, чтобы скрасить серость будней, предлагал ей перепробовать десятки сортов горчицы. Элен вздыхала, причмокивала языком, словом, вела себя так, будто каждый из сортов доставлял ей истинное наслаждение. И так как она в зеркале
— Элен, вы вкушали горчицу, а вот мне хотелось бы вспомнить и вновь вдохнуть запах ее волос, пережить прикосновение ее губ!
Я чувствовал, что говорю внятно, уверенно, по голос мой доходил до меня как бы издалека: едва сообразив, что сам погрузил себя в транс своими желаниями, я тут же вновь оказался за зеркальной стеной фехтовального зала графа и взирал оттуда на реальный мир — на гобелены, шпаги, сабли и алебарды. И какой бы фантастичной ни представлялась эта картина, я полностью отдавал себе отчет в том, что я хозяин положения. Иными словами, даже во время контакта я стремился выведать у Элен новые и новые тайны. Уверенность не покидала меня. И воспоминание о горчице и столь повышенный интерес Элен к ней говорили о том, что дочь графа де Карно прятали в той области Франции, где эта приправа любима и распространена. Но что она расскажет, если заставить ее окунуться в мир запахов?
Поскольку мое желание вызвать в памяти образ Марии Терезы принимало зримые очертания, мне не составило труда вспомнить ее обнаженное тело, аромат ее кожи, духов. Я ощущал их настолько явственно, словно эта женщина сидела у меня на коленях. Вскоре Элен упомянула о том, что от одежды Бернара исходил сильный запах гари, а волосам его был присущ сладковатый запах угля. Даже витая в собственных воспоминаниях, я понимал: несмотря ни на что, я достиг поставленной цели. Краем глаза я видел, как Альбер Жоффе торопливо исписывает страницу за страницей, фиксируя сказанное Элен. Граф де Карно и Ролан, перешептываясь, упоминали о Бургундии. И на самом деле перечисленные Элен запахи были не совсем обычны: уксусные и серные испарения, и еще, что самое любопытное, она добавила, что неподалеку, если судить по характерным ударам металла о металл, располагалась кузница.
Минуты тянулись будто в какой-то одури, и я, глядя в зеркало, все-таки решился вызвать образ Жюльетты. И на самом деле вскоре возник размытый силуэт моей сестры, и, чем четче он становился, тем сильнее я ощущал пустоту внутри себя. Походило на то, что она намеренно пытается скрыть от меня свою душу, позволяя видеть лишь смутные очертания ее. И еще я чувствовал поднимавшийся во мне страх. Страх возникал откуда-то снизу, вызывал чувство стеснения в груди, хватал за сердце и, подбираясь к горлу, душил меня.
«Не упусти главную цель, — подстегивал я себя. — Ты еще не все сделал. Оставь в покое Жюльетту, сосредоточь мысли на Элен!»
Ее серебристый взгляд странным образом умиротворил меня. В мыслях я снова был с Марией Терезой, целовал ее, ласкал ее обнаженное тело.
— Элен, отчего вы не поцелуете Бернара? Не забывайте, вы ведь за зеркалом, никто вас не увидит и ни в чем не упрекнет. Мы сами наделены могуществом воскресить Лазаря, если наши воспоминания о любимых добрые. Но нам, конечно же, ближе живые. Поэтому я сейчас целую мою Марию Терезу со страстью принца, которому предсказано, что в один прекрасный день нежностью и любовью он завоюет
Элен без остатка отдалась воспоминаниям. Поднявшись с кушетки, она стала приближаться к несуществующему Бернару. На мгновение глаза ее открылись, и она, словно сомнамбула, протянула вперед руки. На губах застыла улыбка, и, что странно, ее серебристый взор куда-то исчез, его больше не было. Будто возникший по воле внушения Бернар вмиг исправил эту ошибку. Движения графини преисполнились особой, неповторимой грации, которой по прихоти природы было лишено ее тело и которая была сокрыта в ее душе. В считанные мгновения долговязая, неуклюжая девица растворилась в исходившем от нее сиянии. Я подумал, что в этом состоянии Элен ничего не стоило бы завоевать сердце любого мужчины и тот лобызал бы ее с ничуть не меньшей страстью, чем похититель, ее единственный Бернар.
И душа Элен, воссияв, осветила путь и плотским желаниям. Элен самозабвенно и страстно целовалась с воображаемым любовником. Вскоре дыхание женщины участилось, что свидетельствовало о том, что Бернар достаточно далеко зашел в ласках. Сцена, разыгрывавшаяся перед нами, потребовала от графа немалой выдержки, ибо жестикуляция Элен с каждой секундой становилась все откровеннее. Я чувствовал, что де Карно еле сдерживается, чтобы не броситься на свою дочь, тряхнуть ее за плечо, попытаться привести в чувство, но тут она зашептала слова любви. Элен обещала Бернару пойти вместе с ним и на смерть, если потребуется, и в этот момент наконец прозвучали слова, несомненно, указывавшие на след:
— Но сначала мы должны сказать друг другу «да». Привези сюда пастора, и он тайно обвенчает нас в церкви Сен-Лазер перед реликвиями. Тогда я навек твоя.
И тут же настроение Элен резко изменилось: с посеревшим от горя лицом она устало опустилась на кушетку, ее переполняло отчаяние, в глазах стояла тоска. Вскоре мы узнали причину столь разительной перемены в ее поведении. На мой вопрос, что же все-таки произошло, Элен призналась, что ее идея обвенчаться привела Бернара в бешенство.
— Ему даже не пришло в голову хотя бы утешить меня, вселить в меня хоть какую-то надежду.
Элен дала волю переполнявшему ее отчаянию. Мнимая защищенность, даруемая зеркалом, более не помогала — в ее ушах гремело «нет» Бернара, отдаваясь в душе эхом обреченности. Вскрикнув, графиня, словно манекен, скатилась с кушетки. У меня самого было чувство, что я лечу сквозь облако крохотных осколков стекла, грозивших искрошить меня на границе потустороннего и реального миров. На несколько мгновений лица Марии Терезы и Элен слились в единый образ, а уже секунду спустя все распалось, и я видел перед собой отражение наполненных печалью и мукой безумных глаз. Затылок одеревенел, боль в ногах была невыносимой. Я попросил воды, а когда Даниель Ролан, Альбер Жоффе и граф наперебой стали поздравлять меня, я не выдержал и зажал ладонями уши.
А Элен рыдала. Ее плечи судорожно подергивались. Меня охватило невыносимо горькое чувство, что я в очередной раз использовал свой дар не во благо, а во вред другому.
Бернара схватили в Бургундии, в Отюне, как раз в сочельник в одной из церквей. Он не стал запираться и сам привел полицейских в заброшенные виноградники в Ле-Крозо, в середине прошлого века процветавшем промышленном районе, где бурными темпами развивалась металлургия. Бернар, прозванный в этой местности Граф Кокс, пользовался услугами двух помощников, которых взяли с поличным, как раз когда они пересчитывали деньги. От прежнего миллиона оставалось всего сто пятьдесят тысяч франков.