Gipnoz ot drievnosti do nashikh dniei [1

Rozhnov

Наших знакомых паломников встретил высокий жрец Олимпидор, облаченный в белоснежный хитон, отороченный золотой каймой замысловатого рисунка. Он указал на одну из надписей и прочел: «Никанор параличный. Пока он сидел и отдыхал, один мальчишка украл у него костыль и бросился наутек. Он вскочил, побежал за ним и стал здоров»'.

¹ Подлинная надпись на стене храма Асклепия в Эпидавре.

44

— Дети мои! — Голос жреца торжественный, кажется, слова струятся по волнистой белой бороде.— Это было давно, когда я еще молодым служил моему богу в этом святилище. Никанор прибыл к нам из Антиохии, его расслабленного привезли сыновья. Без костылей он не мог сделать ни шага. Год жил в окрестностях храма, и каждый день его приводили

сыновья к статуе бога. Человек он был нрава крутого. Часто поучал сыновей, пеняя за ту или другую оплошность. Кричал громко, пронзительно, иногда до хрипоты. Все уже тут знали голос Никанора-расслабленного. А ходить он не стал после кораблекрушения. На скалу налетела их трирема во время бури. Не многие уцелели. Три дня носило их по морю на обломке мачты. Подобрали их рыбаки. Когда причалили к берегу, все спасшиеся стали плясать от радости, падали на колени, целовали землю, а Ни- канор попытался встать и тут же, как подрубленное дерево, упал. Сколько ни поднимали, не стоял он, не держали ноги. Мягкие стали, безжизненные. Вот с тех пор и ходил Никанор только на костылях. Но не терял надежды — все молился, приносил богатые жертвы, надеялся, что Асклепий исцелит его. Однажды вздремнул он под развесистым платаном, положив костыли себе под ноги, и видит сон... Спускается сам Асклепий и манит его к себе, а он не может встать. И вдруг кто-то дергает его ногу, и он ясно слышит голос Асклепия: «Никанор, проснись! Встань!» Открыл глаза в то самое время, как мальчишка-сорванец выдернул из-под него костыль и побежал с ним. Неизъяснимым гневом воспылало сердце параличного, а в ушах у него голос бога: «Никанор, встань!» Вскочил он и побежал за мальчишкой. А весь народ как закричит: «Чудо! Чудо! Никанор встал!»

Жрец окончил рассказ и пристально посмотрел на Фортунату, которая не сводила с него глаз. У нее тоже часто слабели ноги, и она стояла, опираясь на Клеофана. Рассказ жреца вдохнул в нее силы, и она слепо уверовала, что и ее исцелит Асклепий.

Вот так, подогрев надежду на исцеление, воодушевив предварительной беседой о болезни, о настенных надписях и рисунках, жрецы вызывали у больных повышенное душевное настроение. В таком состоянии больной приступал к обязательным здесь предварительным сложным церемониям очищения души и тела, единственной задачей которых опять-таки являлось укрепление его веры в «чудесное» исцеление. Только после всех

45

Верховный жрец бога-врачевателя Асклепия пробуждает больную от священного сна. (Изображение на керамике. Британский музей)

этих процедур ему дозволялось войти в специально отведенное помещение для сна — абатон. (Самая крупная часть здания — в центре его бил фонтан минеральной целебной воды.) Здесь должен он уснуть, и тогда ему явится сам Асклепий и откроет средства достижения желанной цели.

С горячей молитвой о ниспослании такого видения засыпает паломник, и нередко действительно случалось, что он видел именно тот сон, которого так страстно желал. Самовнушение делало свое дело, и, казалось, сам бог вещал ему откровения. Пусть для сновидца они остаются темны, совершенно непонятны, но зато тайный их смысл никогда не бывает укрытым от мудрых жрецов. Они-то владеют великим искусством — умело вопрошать и терпеливо выслушивать! И они давали больному толкование виденного им во сне, назначали от имени Асклепия: одному купание в бьющих здесь целебных ключах и диету, другому массаж и тепло «священной» (опять-таки целебной!) воды, для третьего достаточно было одного успокаивающего внушения, что выздоровление скоро наступит, если он ежедневно утром и вечером будет славить всемогущего бога-врачевателя в своих молитвах.

И от чего бы ни произошло потом выздоровление: от влияния ли прекрасного климата, полезной при многих болезнях воды здешних минеральных источников, от ванн, диеты и массажа или же от одной постоянно и искусно подогреваемой веры в божественную помощь,— все это, естественно, приписывалось доброте и силе Асклепия, ниспосланному им

свыше «чуду исцеления». Ну, а если «чуда» не происходило, его придумывали...

Вернемся, однако, к нашим паломникам. Жрец Олимпидор закончил с ними беседу и предложил им погулять по священным садам, приблизиться к дыханию бога, разлитому среди этих кущ.

Все время, пока жрец говорил, Амариллис пугливо жалась к родителям. Нет, не этот благообразный старик пугал ее. Не сводя глаз, следила она за большой черной змеей, которая обвивала длинный посох Олимпидора . И очень обрадовалась, когда жрец, наконец, отошел от них и направился к другим паломникам, а ее родители

1 п

.Змея у древних греков считалась животным, посвященным Асклепию. Сам Асклепий изображался с большим посохом, вокруг которого обвивалась змея — символ здоровья и медицины.

47

и их новые знакомые спустились по ступеням храма в благоухающую рощу. Старый откупщик и купец с женой очень устали и присели у корней огромного лавра отдохнуть. А Тимон с женой и дочерью пошли в глубь леса.

Быстроногой Амариллис захотелось пробежаться во весь дух, и не заметила она, как оставила далеко позади своих родителей. Несколько поворотов — и аллея, резко сузившись, превратилась в едва заметную тропинку.

Девочка остановилась. Кругом ее обступали толстые стволы деревьев, обвитые разросшимся плющом, они как бы образовывали стену вокруг нее. Ей стало страшно. Она поняла, что заблудилась. Постояв с минуту в нерешительности, Амариллис повернулась в ту сторону, где деревья, казалось, стояли не такой плотной стеной, сделала шаг вперед и — о, ужас!.. Прямо перед ее лицом закачалась квадратная голова огромной черной змеи. Желто-зеленые глаза ее пристально смотрели на девочку.

Оцепенение Амариллис длилось несколько мгновений. В стремительном порыве, который может быть вызван только отчаянным страхом, она побежала, ничего не видя перед собой, и громко, на весь лес закричала:

— Мама! Ма-ма! Па-па! Спасите меня!

Тимон и Диофана, услышав голос дочери, поняли, что она в опасности, и, еще ничего не успев осознать, бросились со всех ног на ее зов о помощи... Вот и она — их ненаглядная Амариллис! Увидев родителей, девочка подбежала к матери и, обхватив ее руками, разразилась рыданиями.

И только тут, расспрашивая девочку о том, что с нею произошло, Тимон вдруг сообразил: Амариллис заговорила! Он посмотрел на Диофану, и в ее глазах прочел ту же мысль.

— Чудо! Чудо! Чудо! — закричала не своим голосом Диофана и бросилась назад к храму.

Амариллис и Тимон устремились за ней.

Весть о чудесном исцелении.немой девочки распространилась с быстротой молнии среди паломников. Едва наши возбужденные знакомые вбежали по ступеням храма, их тут же окружила толпа.

— Где? Когда? Какая девочка исцелилась? — наперебой задавали они друг другу вопросы.

Тотчас появился Олимпидор.

— Дети мои, удивляться нечему. Благость Асклепия велика. Он исцелил девочку, едва она вступила в его

Лечение наложением рук. (Изображение на античной вазе)

Кириакус (канонизированный святой) исцеляет от «священной болезни» (так в древности называли эпилепсию) дочь короля. (Картина немецкого художника XVI века Матиса Нитхардта. Музей во франкфурте- на-Майне)

4 Гипноз от древности до наших дней

сады. Бог пожалел немое дитя, пришедшее молить его о помощи,— сразу явил чудо. Воздадим же ему хвалу, вознесем молитвы наши вместе с дымом священного жертвоприношения и будем просить о новых исцелениях, о помощи всем сюда пришедшим. О милости Аскле- пия, сразу пожалевшего бедную девочку, о его чудесном деянии, здесь, на этой стене,— Олимпидор указал на то место, где были высечены слова, повествующие о возвращении ног параличному Никанору,— будет сделана надпись.