Гипотеза о сотворении (сборник)
Шрифт:
Дальше шло так:
Я лишь друга пустить могу!Конечно же, друга, только друга, кого еще допускают к сердцу в наше время?!
Я обрадовался так, что Алазян по моему лицу сразу все понял.
— Так вы остаетесь? — спросил он.
Я повернулся к нему и с неожиданной для самого себя горячностью попросил:
— Пожалуйста, расскажите мне о Мецаморе?!.
ЧТО МЫ ПАНДОРЕ?
Любая
А на этот раз катастрофы не произошло. Мы поняли, что находились на грани гибели, лишь после того, когда все осталось позади. Но задним числом страх не тот — его затапливает радость.
Обычно материализация происходит вдали от звездных масс. На этот раз мы «выскочили» вблизи огромного розового солнца, кинулись в сторону, чтобы не вызвать его особых гравитационных реакций и чтобы уйти поскорей от энергетических возмущений вакуума. Последнее, впрочем, предписывалось программой суперперехода. Мы мчались с максимальным ускорением, с опасением оглядываясь на приборы — фиксаторы мощных, все уплотняющихся потоков солнечных корпускул. И уже на другой день увидели Ее.
Голубой лодочкой она плыла в черной пустоте, и первое, что испытал каждый из нас, было глубокое сочувствие к ней, одинокой, сострадание, даже нежность. Мы любили эту планету еще до того, как разглядели ее моря и материки. Анализаторы, уловившие излучения планеты, показали, что она наделена всем — теплом и светом, водой и жизнью. Да, да, жизнью и, возможно, разумной, так сложен был спектр излучений.
— Всем одаренная!..
Это определение впервые вырвалось у Пандии, нашего корабельного врача, юной, чуточку взбалмошной девушки, которую все на корабле обожали и побаивались за проницательный аналитический ум и острый язычок, а я… Впрочем, что обо мне говорить…
— Назовем планету — Пандия, — осторожно предложил я.
— Если всем одаренная, значит, Пандора. Так по древнегреческой мифологии, — сказал кто-то.
— Пусть будет Пандора, — согласился командир. — Но запишем, что это название в честь нашей милой Пандии. Возражений нет?
Возражений не было, и он ввел название вновь открытой планеты в корабельный журнал. Но тут многие начали вспоминать, что мифологическую Пандору боги одарили не столько добродетелями, сколько человеческими недостатками — коварством, хитростью. Ведь она и сотворена была Гефестом и Афиной в наказание людям за поступок Прометея, похитившего для человечества с неба огонь. Однако вносить поправки в корабельный журнал было не принято. На этом никто и не настаивал. Многие ли помнят мифологию? Зато Пандора — звучало.
Кровавый зрачок на приборе, регистрирующем возмущение вакуума, то вспыхивал, то угасал. Но это никого не беспокоило: так ему и полагалось, вакууму, исторгающему материю в виде корабля со всей его автоматикой-кибернетикой и нами, пятерыми путешественниками, через небытие пространства. Волновало другое: почему вакуум так спокоен? Даже инструкция, впитавшая опыт многих успехов и неудач, предупреждает об опасности взрыва вакуума. Ворваться в его таинственные
На этот раз все было спокойно, будто мы вовсе не исчезали в пустоте и не материализовались вновь. Возникло даже подозрение, что ничего у нас не получилось: мы остались в своей же Солнечной системе и, не узнав ее поспешили переименовать собственную Землю.
Уходя в пространство со скоростью солнечного ветра, мы успели выбросить на Пандору автоматический зонд. Но он исчез, едва вошел в атмосферу планеты. Выбросили еще один, но и его — будто не бывало. Это было немыслимо: автоматические зонды достаточно автономны, чтобы в случае какой-либо опасности для них изменить программу полета и возвратиться на корабль. Или уж во всяком случае сообщить о том, что с ними происходит. А тут быстрое затухание радиосигналов, точно атмосфера планеты была непрозрачна для них.
Пока продолжался полет по вытянутой в пространство орбите, мы все ломали головы над тайной Пандоры. Вакуум оставался спокойным, и у нас не было никаких оснований уходить далеко. Уже на третьи сутки мы решили вернуться к планете и лечь на дальнюю круговую орбиту.
Голубоватый диск планеты висел над нами, ослепительно сияя зеркальными отражениями океанов. Она была красива и ночью, эта Пандора, расцвеченная гирляндами подвижных огоньков. Одних этих огней было достаточно, чтобы поверить в высокоразвитую цивилизацию, существующую здесь. Но мы и без огней знали, что она есть, цивилизация: об этом ясней ясного говорили аномальные тепловые излучения, напряженное псиполе, свидетельствующее о высшей степени нервной деятельности живых организмов. Только радиосигналов никаких не было, словно местная цивилизация развивалась по каким-то неведомым путям, не знающим электромагнетизма.
В течение нескольких суток мы ждали, держа наготове все наши защитные средства. Но никто не приблизился к нам, и что было удивительнее всего — приборы не зафиксировали ни единого сигнала, ни одной попытки хоть как-то прощупать корабль. Нас не замечали. И тогда, как это часто бывает с людьми, полностью уверовавшими в свою безопасность, мы чуточку зазнались.
— Не висеть же так до скончания века, — однажды за обедом в кают-компании сказала Пандия и с вызовом посмотрела на меня.
Я отвел глаза, как всегда отводил их под взглядами Пандии, и промолчал. Конечно, следовало что-либо ответить. Потому что кому еще не отвечать на подобные вызовы, как не космическому разведчику, призванному первым вторгаться в неведомое. Но случай был слишком необычный, в таких случаях решать не мне.
Неожиданно Пандию поддержал командир:
— В самом деле, надо что-то предпринимать.
Одного за другим он оглядел всех членов экипажа, всех специалистов, но мы только пожали плечами. Не было никаких, совершенно никаких оснований опасаться Пандоры, но два пропавших катера слишком много значили, чтобы терять бдительность. Ни у кого не было предложений.
— Если наш разведчик трусит, то я сама могу повести катер на планету, — сказала Пандия.
Предложил бы это кто другой, я не обратил бы внимания. Но выглядеть трусом в глазах Пандии мне никак не хотелось. И я сказал: