Гиппопотам
Шрифт:
– Здесь деньги, достаточные, чтобы отплатить его учебу до конца, – сказал он. – Вы позаботьтесь о том, пожалуйста, чтобы он получил прекрасную стипендию для частной школы.
– Ну, я полагаю, мистер Логан, что это зависит скорее от того, насколько мальчик умен и с каким прилежанием относится он к учебе. Стипендия – это навряд ли такая вещь, которую можно…
– Майкл самый умный и самый прилежный. А сейчас, пожалуйста, я повидаюсь с ним.
За юным Логаном послали мальчика. Пока они его поджидали, Альберт снова обратился к директору:
– Я
– Помилуйте, мистер Логан, я не привержен…
– Надо понимать, что мы не еврейские люди. Майкл не еврейский мальчик. Он мальчик Англиканской церкви. Я сейчас собираюсь в Европу, но у меня остаются здесь, в Англии, друзья. Если в мои уши попадет, что хотя бы один-единственный человек предполагает или делает утверждение, что Майкл еврейский мальчик, я, возможно, вернусь назад, чтобы забрать его и чтобы ударить вас моими кулаками, доктор Уолентайн, с силой, достаточной, чтобы вы умерли.
– Мистер Логан!
– Вот он сейчас идет. Мы пойдем погулять, он и я… он с нами.
Пока ошеломленный доктор Валентайн размышлял над этими пугающими угрозами, Майкл показывал отцу озеро, выпас для пони, крикетное поле и рощу, в которой он с друзьями играл в индейцев и ковбоев.
Альберт говорил на смеси идиш с венгерским. Майкл отвечал по-английски.
– Тебе уже семь лет, Майкл. Ты достаточно взрослый, чтобы разбираться в фактах жизни.
– Да все в порядке, отец. Я все уже знаю.
– Знаешь?
– Мужчина писает внутрь женщины, и у нее рождается ребенок. Мне Уоллис сказал. Староста нашей спальни.
– Что за младенец. Я не об этом говорю; кстати, передай своему другу Воллису, что с мочеиспусканием оно ничего общего не имеет. Я говорю о настоящих фактах.
– Настоящих фактах?
– Скажи мне, Майкл Логан, в какой стране ты родился?
– В Венгрии, – ответил Майкл и выпятил грудь.
– НЕТ! – Альберт с силой встряхнул сына. – Неправильно. Скажи еще раз. В какой стране ты родился?
Майкл изумленно уставился на отца.
– В Чехословакии? – неуверенно и испуганно произнес он.
– НЕТ!
– Нет?
– Нет! Ты родом из Англии. Ты англичанин.
– Да, конечно, но родился-то я…
– Ты родился в Хантингдоне. И вырос в Хантингдоне. Твоя религия?
Таким Майкл отца ни разу еще не видел. Таким сильным и таким сердитым.
– Англиканская?
– ДА! – Альберт поцеловал сына. – Умница. Ты меня понял. Если не хочешь лишиться жизни и заслужить мое вечное проклятие, никогда, никогда, ни единой живой душе не говори, что ты еврей. Ты понял?
– Но почему же?
– Почему? Потому что немцы идут, вот почему. Они говорят, что это не так, но, поверь мне, это так. Когда придут нацисты, они заберут всех евреев. Так что и ты не еврей, и твоя сестра не еврейка. Ты не знаком с евреями, не встречаешься с евреями и никогда с евреями не разговаривал. Ты – Майкл Логан из Уитон-Чейз, Хантингдон. Вместе с тобой
– Ну и конечно, со мной живешь ты.
– Конечно, – сказал Альберт. – Я тоже живу с тобой. Конечно.
Через полгода Майкл получил письмо с экзотическим штемпелем на конверте.
– Иерусалим! – воскликнул один из его друзей. – Логан получил письмо из Жидо-салима!
– Мой дядя служит в армии в Палестине, – небрежным тоном сообщил Майкл. – Мандат, так это называется.
– А Логан-то жид!
– Ни фига я не жид!
– Жалкий жидовский жиденок!
– Что у вас тут такое?
Майкл испуганно обернулся – это Эдвард Уоллис протиснулся плечом вперед сквозь небольшую толпу обступивших Майкла мальчишек. Уоллис был старше Майкла и славился умением безжалостно уничтожать людей одними только словами.
– Логанштейн получил письмо из еврейской земли.
– Он жид. Сразу видно. Глянь на его нос.
– Круглоголовый, точно. «Круглоголовыми» именовались на школьном жаргоне те, кто был обрезан, – в отличие от необрезанных «кавалеров» [196] .
Уоллис сверху вниз глянул на Майкла, потом, словно приняв решение, пробежался глазами по лицам мальчиков. Майкл внутренне подобрался. Во рту у него пересохло, ему казалось, что он вот-вот грохнется в обморок от страха.
196
В пору Английской буржуазной революции (XVII в.) «круглоголовыми» называли сторонников Кромвеля, а «кавалерами» – сторонников короля Карла I.
Наконец Уоллис заговорил.
– Хватит чушь-то пороть, – сказал он. – Никакой Логан не жалкий жид, он жалкий шотландец вроде меня. И кстати, мне известно, Хатчинсон, что это ты у нас круглоголовый, не говоря уж о том, что нос у тебя – самый большой в цивилизованном мире. Он такой большой, что газеты поговаривают о планах эвакуации детей Ист-Энда в твою левую ноздрю, чтобы они посидели в ней до конца войны.
Волна издевательского хохота накрыла Хатчинсона с головой, а Майклу пришлось судорожно поджать паховые мышцы, чтобы не описаться от облегчения. Уоллис с лукавой улыбкой повернулся к нему:
– Чур, марки мои, Мак-Логи, я их собираю.
Майкл, благодарно улыбаясь, оторвал уголок конверта и вручил его Уоллису. Уоллис же легонько двинул Майкла по затылку и сказал, что если тот будет и дальше щериться, точно макака, так он ему ребра пересчитает.
– Извини, Уоллис.
После этого Майкл побежал в школьный сортир, чтобы в одиночестве прочитать письмо. Письмо было от дяди Амоса. И по сей день Майкл жалеет, что не прочел его более внимательно. Все, что он себе позволил, это быстро пробежаться глазами по строкам, перед тем как разодрать письмо в клочья и спустить в унитаз.