Гипсовый трубач
Шрифт:
Мне много раз задавали вопрос: почему «Гипсовый трубач» печатался частями? Первая вышла в 2008-м, вторая в 2009-м, а третья — вообще весной 2012-го. Кому пришла в голову эта идиотская идея? Конечно же, издателям. Дело в том, что впервые в своей литературной жизни я решил написать «свободный роман», пространный, воздушный, насыщенный разговорами, вставными новеллами, сюжетными ответвлениями, отступлениями. Раньше я всегда ставил себя в жесткие рамки, без жалости
«Ну и, когда вы закончите роман?» — спросил издатель, глядя на меня с ласковой неприязнью. «Года через два, наверное…» — ответил я, страдая от полученного и потраченного аванса. «Это невозможно! Сколько вы уже написали?» — «Страниц триста…» — «Так это ж целая эпопея! Будем печатать частями…» — «Никогда!» — гордо ответил я. Однако, вернувшись домой, как и положено русскому интеллигенту, предался шершавой сладости сомнений. В самом деле, Шолохов печатал «Тихий Дон» частями? Печатал. Голсуорси печатал «Сагу о Форсайтах» частями? Печатал. Надо брать пример с великих. И я согласился, тем более что написанный фрагмент представлял собой законченный сюжетный цикл — один из трех задуманных. Вторая, завершающая часть должна была выйти через год, что и было обещано на последней странице первого тома. Но «Гипсовый трубач» все разрастался и ветвился, напоминая дерево с затейливой кроной да еще с пышными омелами вставных историй, вроде «Змеюрика» или «Голой прокурорши». Я поначалу пытался рубить лишние побеги, но потом понял, что нарушаю некую внутреннюю вольную самоорганизацию текста, которая от меня уже не зависит. И отдался на милость самостийного слова.
В результате мои верные читатели, купив в 2009 году якобы «последний» второй том, с удивлением обнаружили, что окончание все еще следует. Чувствуя свою вину, в газетных и телеинтервью я заверял, что не позднее осени 2010-го непременно закончу историю игровода и писодея. Как я ошибался! Для того чтобы свести разбежавшиеся сюжетные линии и завершить судьбы героев, понадобилось написать столько же страниц, сколько содержали два первых тома вместе взятых. А что делать? Постмодернистам, им легко: у них есть заветный принцип «нон-селекции», который означает примерно следующее: как получилось — так и вышло. Пропала в романе сюжетная линия, словно вклад в банке «Чара», — это продвинутый художественный прием. Исчез персонаж, словно монета в дырявом кармане, — тоже прием, еще более продвинутый. А если читатель после пятой страницы начинает
Но я литератор старой школы, можно сказать, забубённый реалист. Мой принцип: занимательность — вежливость писателя. Я рассказываю начатую историю до конца и не оставляю своих героев, как горе-мамаши младенцев в роддоме. Потому работа над завершающим томом затянулась. С одной стороны, мне было стыдно за нарушенные обещания, и я торопился. С другой — я вдруг столкнулся с тем, что особенно дорого каждому писателю — с нетерпеливым интересом читателей к окончательной судьбе моего сочинения. С вопросом «Когда же третья часть?» ко мне обращались самые разные люди в самых неожиданных местах. Поскольку я человек телевизионный, многие помнят меня в лицо. Однажды на каком-то приеме ко мне подошел военный комендант Кремля и строго спросил: «Когда?..» Я понял: надо поторапливаться и наддал, закончив роман весной 2012-го. В те дни мы с женой возвращались откуда-то самолетом. Подошел стюард и вежливо поинтересовался: «Когда можно, и можно ли вообще ожидать окончание „Гипсового трубача“?» «Восемнадцатого апреля поступает в продажу!» — гордо ответил я. «Тогда — шампанского!» — воскликнул он. И до самого приземления мы пили «Вдову Клико» за счет авиакомпании…
Однако рано я начал пить шампанское. Выпуск романа частями имел и отрицательные последствия, за шесть лет работы, распавшейся на три «аврала», накопились неточности, нестыковки, оговорки. К моему стыду, кое-кто из второстепенных героев в первом и третьем томах носил разные имена. Обнаружились и стилистические погрешности — плод ответственной торопливости. Увы, поспешность, как известно, хороша при ловле блох и беглых олигархов. Да и корректоры теперь пошли невнимательные, будто пьяные пешеходы. «Да не переживай ты так! — успокаивала меня Ольга Ярикова, мой давний редактор. — У Достоевского и не такие ляпы попадаются!» Но то, что можно Достоевскому, нельзя нам, смертным. Еще не просохла краска на третьем томе, а я уже сел за доработку «Трубача». Кое-что исправил, почистил, добавил, сократил, уточнил, переписал, отточил, зашкурил… Получилась, в сущности, новая, сводная редакция романа, серьезно исправленная и смешно дополненная.
Надеюсь, дойдя до конца этого обширного сочинения, ты остался доволен, мой взыскательный читатель…
Переделкино, январь 2013 года