Гирум
Шрифт:
— Да уж, мы шли практически параллельно дороге, до нее не так уж и далеко, — он что-то посчитал и добавил, — примерно с тридцать километров по прямой. Дорога ведет к какому-то городу, до которого еще километров шестьдесят. По пути встречаются несколько скоплений разумных существ, наверное, какие-нибудь заброшенные деревни или поселки. Откуда начинается дорога — не понятно, видно, тот город находится еще дальше.
— Как определил, что город и деревни? — ревниво спросил Рогожин.
— Ну, город это так, сильно сказано, населения примерно как в моем родном, тысяч тридцать, не больше. А определил по концентрации носителей разума, естественно. В деревнях вообще человек триста в самой крупной. На самой дороге люди тоже встречаются. Так что сможем найти попутчиков, заодно и расспросим, что к чему.
Убрав за собою, они пошли в направлении дороги. Когда они уже порядочно отдалились от места привала, вдалеке полыхнуло зарево, а Смолин выразительно посмотрел на Рогожина.
По пути они продолжили начатый на привале разговор:
— Слушай, Витя, а может, мы в каких-нибудь джунглях? Ну там, в Амазонке или Африке какой-нибудь.
— Саня, тебе приходилось бывать в джунглях? Нет? А мне приходилось. Так что можешь быть уверен, мы не в тропиках. В них растительность погуще будет. Но и не в высоких широтах, там она куда более скудная, тем более что весна там начинается куда позднее, а здесь уже все деревья в листьях. А для средних широт России эти деревья, хоть некоторые из них и похожи на наши, совершенно нетипичны.
— А если в Америке?
— Выйдем на дорогу, все поймем, — отрезал Рогожин.
— Когда мы еще выйдем? — пробурчал Смолин.
— Засветло, — приободрил его Рогожин. — А там, заночуем, по звездам определимся.
— А что звезды? Я и дома-то в созвездиях не особо разбирался, Ну, Медведицу еще мог найти, но она же лишь на северном полушарии. А если мы на южном? — упорно цеплялся Смолин за малейшую возможность "остаться" на Земле.
— Можешь поверить, и на южном полушарии есть свои характерные созвездия, которые даже ты бы мог найти. Так что поживем, увидим.
— И что будем делать?
— Планета явно обитаема. Надо найти местных, поговорить с ними, найти астрономов, может они и подскажут, где мы находимся.
— Ага, или сдадут местной контре. А мне не хочется опять на опыты.
— Тоже может быть, — согласился Рогожин, — особенно, если вспомнить о сработавшей мине.
— И черт нас дернул ее поставить! — начал было сожалеть Смолин. — А если там люди погибли? Надо было просто остаться! Возможно, нам бы помогли.
— И кем бы тогда выглядели? В глазах этих самых людей, — поинтересовался Рогожин. — После таких спецэффектов, как наше появление?
— А кто знает, как мы тут появились?
— Вот именно, что никто не знает! А если у них тут война? А тут мы появились как раз тем способом, которым пользуются их разведывательно-диверсионные группы, как раз в составе двух человек. А если у них инструкция ставить таких к стенке сразу, без суда и следствия?
— Но мы как бы с другой планеты, объяснили бы!
— Ага, — улыбнулся Рогожин, — то есть, ты уже не возражаешь, что это вполне может быть другая планета? Хорошо. А тогда, если не помнишь, мы действовали из расчета, что находимся у себя дома, и за нами в любой момент может явиться опергруппа с объекта, аналогичного "Метроному". Так что, не переживай, все сделали правильно, — вслух сказал Рогожин, будучи совсем неуверенным в своей правоте. К счастью, экран, накинутый им сразу после выхода, не пропускал не только лишнего М-излучения, но и эмоций, поэтому Смолин лишь угрюмо посмотрел на него, и промолчал, не совсем убежденный.
К дороге они вышли, как и говорил Рогожин, еще засветло. Собственно, дорогой эту просеку можно было назвать с большой натяжкой, хотя она явно и знавала лучшие времена, когда за ней ухаживали, она была покрыта камнем. Теперь же она поросла травой, покрылась землей, камней в ней осталось явно меньше запланированного, так что по этой широкой полосе земли, которую уже начал захватывать окружающий лес, можно было передвигаться лишь с черепашьей скоростью.
— Да уж, тут на паркетнике не особо покатаешься, — пробормотал Рогожин, осматривая покрытие в виде земли и редких булыжников, — тут лишь на тракторе и на вездеходе можно пройти.
— Да уж, автомагистраль никак не тянет, — грустно протянул Смолин, — мы точно не в Америке.
— Да что ты знаешь об Америке? — отмахнулся Рогожин, — если и был, то в каком-нибудь городе, но никак не в подобной глуши. Хотя ты прав, такая в кавычках дорога — не в их стиле. По ней просто ничто не способно проехать, ну, кроме, разве что гусеничной техники типа танков.
— Там впереди абориген, — махнул рукой вдоль дороги Смолин, — может, догоним и спросим?
Виктор посмотрел вперед, явно высматривая аборигена, и кивнул головой:
— Догоним и перегоним, — намекая на известный лозунг, а так же на его вполне практическое применение при организации засады.
Квил сидел на телеге, правя Яблоком, мощным жеребцом и радовался, что пересек Дикие земли практически без происшествий. Конечно, он шел по самой их окраине, но все равно, какая-нибудь нечисть из них могла и высунуться на большую дорогу поохотится. До и обычных разбойников хватало. Конечно, после того как тут изредка проходили баронские дружины, разбойники обычно успокаивались, но кто сказал, что первые особо отличаются от вторых? Зато путь по Старому тракту был намного короче, к тому же отпадала необходимость
Впрочем, за этими размышлениями он успевал бдительно поглядывать по сторонам, ротозеи тут тоже недолго живут. И это еще хорошо, если успеют сжечь, а то можно запросто по земле мертвяком ходить, да честных людей собою пугать. Поэтому подозрительное шевеление в кустах заметить успел и к арбалету потянулся. Только вот кусты шевелится, начали, когда человек, что в них прятался уже выходить начал, а потому похолодел Квил, когда понял, что проехал бы он мимо него и не заметил, если бы тот сам этого не пожелал. А раз пожелал, то ничего хорошего ждать от этого не приходится. Да и человек странный какой-то оказался. Весь зеленый, из тела ветки, листья да мох торчит, вместо лица тоже листва да мох, и лишь в глубине под капюшоном глаза злобные поблескивают. А там, где у нормального человека грудь, палка какая-то черная висит. "Великий Вой, защити слугу своего от этой нечисти", — прошептал он молитву, и, к его удивлению, нечисть откинула капюшон, спустила с лица тряпку и превратилась в высокого широкоплечего лысого мужчину. На широком и не лишенном своеобразной красоты лице замерло настороженное выражение, как будто он сам не ожидал этой встречи и сам ожидает от Квила какой-нибудь пакости. Он успел рассмотреть вполне обычные пронзительно голубые глаза, широкие скулы, густые брови человека, как сзади раздалось потрескивание веток и на дорогу выбрался брат-близнец стоявшего впереди. Хотя когда он снял свою маску и капюшон, оказалось, что они вовсе не близнецы и совсем не братья, хотя и были примерно одного роста и одинаково лысые. Но второй был моложе, худощавее, что было видно, несмотря на странную одежду, на более узком остроскулом лице было более расслабленное выражение, а карие глаза смотрели чуть насмешливо, с затаенным чувством превосходства.
— Ni hera se! — раздался непонятный, но очевидно удивленный голос того, что вылез из кустов сзади.
Квил опустил арбалет, не понимая, что это за люди. "Королевские егеря? Не похожи, да и говорят не по-нашенски. Баронские дружинники? Нет, конечно, они из своих бочек не вылазят, да и меньше чем по два десятка не шляются. Вампиры? Средь бела дня? Им-то что тут делать?"
— Che molchish? — продолжал спрашивать его молодой, — speak English? France? Deutchland? Turkche?
Догадаться, что его о чем-то спрашивают было не сложно, а потому поняв, что убивать его не собираются, Квил отложил арбалет, на всякий случай подвинувшись поближе к топору, лежащему под рогожей и сказал: