Гитанджали – (Жертвенные песнопения)
Шрифт:
14
Не пой, не славословь, не перебирай четок! Кому поклоняешься ты в этом уединенном темном углу храма, двери которого закрыты?
Открой глаза – и ты узришь, что твоего бога нет перед тобой!
Он там, где пахарь взрывает жесткую землю и каменщик дробит камень. Он с ними под зноем и ливнем, и одежды его пыльны. Сбрось твой священный плащ, и, подобно ему, иди к ним.
Освобождение? Но где обрести его? Наш господь с радостью принял на себя узы творения; он навеки связан с ними.
Выйдя из своего созерцания, оставь цветы и куренья! Что нужды, если одежды твои превратятся в рубище!
15
Странствование мое долго, и путь мой долог. Я сел в колесницу рассвета и устремил свой путь по пустыням миров, оставляя следы на планетах и звездах.
Это самый далекий, но и самый близкий к себе самому путь, самый запутанный, но ведущий к совершеннейшей простоте песни.
Путник должен стучать в каждую чужую дверь, дабы найти свою, должен странствовать по всем мирам, чтобы в конце концов достигнуть сокровеннейшего алтаря.
Взор мой блуждал беспредельно – и вот я закрыл глаза и сказал: «Ты здесь!»
Вопрос и вопль: «О, где же?» – разливаются реками слез, и воды их затопляют мир верой: «Я есмь!»
16
Песнь, с которой я пришел к тебе, осталась не спетой до сего дня.
Я проводил дни мои в том, что настраивал и перестраивал мою лютню.
Ритм ускользал от меня, слова не располагались так, как надо; только разрывалось сердце от неутолимой жажды.
Цветок не раскрывался; только со вздохом проносился ветер.
Я не видал его лица, не уловил его голоса; только слышал тихие шаги по дороге перед моим домом.
Долгий день прошел в приготовлении ему места; но светильник не был зажжен, и я не мог принять его в моем доме.
Я живу надеждой на встречу с ним; но этой встречи все нет и нет.
17
Я здесь, дабы петь тебе. В твоих чертогах у меня есть угол.
В твоем мире для меня нет работы; моя бесполезная жизнь может вылиться в одних только бесцельных звуках.
Когда настанет час для безмолвного служения тебе в темном полуночном храме, о, повели мне, владыка мой, предстать перед тобой с песнопением!
Когда в утреннем воздухе звучит золотая арфа, удостой меня призывом твоим.
18
Я жду только твоего соизволения, чтобы предать себя, наконец, в его руки. Вот почему виновен я в стольких упущениях.
Приходят с законами и правилами, чтобы связать меня крепко; но я все бегу их, ибо жду только соизволения, чтобы предать себя, наконец, в его руки.
Люди осуждают меня и называют безучастным; я не сомневаюсь, что они правы в своих осуждениях.
Базарный день окончен, и работающий свободен. Те, кто тщетно звали меня, удалились в гневе. Я жду только соизволения, чтобы предать себя, наконец, в его руки.
19
Увы! В день, когда цвел лотос, мои мысли блуждали где-то далеко, и я не знал о том.
Моя корзина осталась пуста, и цветок остался незамеченным.
Лишь иногда грусть охватывала меня, и я пробуждался от моей дремы и чувствовал сладкий след какого-то благоухания в южном ветре.
Эта едва уловимая сладость томила мое сердце желаниями, и мне казалось, что это было жаркое дыхание лета, ищущего себе воплощения.
Я не знал тогда, что оно было так близко, что было во мне, и
20
В глубоком сумраке дождливого июля неслышными шагами бродишь ты, безмолвный, как ночь, от всех скрываясь.
Сегодня утро сомкнуло очи, безучастное к настойчивым зовам бурного восточного ветра, и густой покров окутал вечно сияющее лазурное небо.
Песни лесов смолкли, и двери домов закрыты. Ты одинокий путник в этой пустынной улице. О мой единственный друг, о мой возлюбленный, врата открыты в моем доме – не пройди мимо, точно сновидение.
21
Если ты безмолвствуешь, я наполню свое сердце твоим молчанием и отдамся ему. Я буду соблюдать тишину, подобно звездной ночи, не смыкающей своих очей и со смирением склоняющей главу.
Утро настанет неминуемо, мрак исчезнет, и твой голос польется с небес золотыми потоками.
И слова твои зазвучат песнями из каждого гнезда моих птиц, и твои мелодии расцветут цветами в моих лесных кущах.
22
Я должен сойти в лодку. Увы, томительно часы тянутся на берегу!
Весна расцвела и сокрылась. И вот с ношей увядших ненужных цветов я жду и томлюсь.
Волны стали шумны, и на тенистую тропу, порхая, падают желтые листья.
Какая пустота! Не чувствуешь ли ты трепетания в воздухе, отзвука далекой песни, доносящейся с того берега?
23
Облака громоздятся, и свет меркнет. Увы, любовь моя, зачем ты заставляешь ждать у двери в одиночестве?
Среди полуденных трудов я пребываю в толпе, но в этот пасмурный, тихий час я принадлежу только тебе.
Если ты не откроешь мне своего лица, если ты отвергнешь меня, я не знаю, как проведу я эти долгие дождливые часы.
Я смотрю на далекий мрак неба, и, плача, сердце блуждает с беспокойным ветром.
24
Ты не дома в эту бурную ночь, на стезе любви, друг мой!
Небеса стонут как бы в отчаянии.
Я не могу спать в эту ночь. Не раз открывал я дверь и глядел в темноту, друг мой!
Ничего не видно впереди. Где-то пролегает твой путь?
По сумрачному ли берегу чернильно-черной реки, по отдаленной ли опушке хмурого леса спешишь ты ко мне в неверном мраке, друг мой?
25
Если день гаснет, если не поют птицы, если стих усталый ветер, окутай меня покрывалом густой тьмы, как окутал ты землю покрывалом сна и нежно закрыл лепестки поникшего лотоса в сумраке.
С путника, чья сума пуста задолго до конца странствования, чья одежда в лохмотьях и отягощена пылью, чьи силы ослабели, сними позор и бедность и обнови, как цветок под сенью твоей кроткой ночи.
26
Свету! Свету! Зажги его жарким пламенем желания!
Светильник не мерцающий – таков твой жребий, сердце! Ах, смерть – лучший удел твой!
Бедствие стучит в твою дверь и вещает, что твой господь бодрствует и зовет тебя на любовное свидание во мраке ночи.
Небо в тучах и дождь непрестанный. Я не знаю, что так волнует меня, – я не знаю, что со мною.
Вспыхнувшая на мгновение молния сгущает мрак еще более, и мое сердце бредет ощупью по той тропе, которой ведет меня музыка ночи.