Гитлер в Москве
Шрифт:
После этого они по требованию фюрера остановились и Мюллер сделал несколько снимков, а Виктор, подключившись к интернету, вывел на экран мобильника Гитлера информацию по истории и техническим данным телебашни. После этого заехали на рынок. Алоизыч стал выбирать себе сумку, а Мюллер и здесь начал снимать все подряд. Виктор не выдержал.
— Генрих, объясните мне зачем вы снимаете вещевой рынок. На вас уже торговцы косятся. Что вам интересно в сумках, кейсах и прочем?
— Это будущее, и я хочу знать о нем как можно больше, — и ледяным тоном
— Согласен с вами, но вы это потом можете найти в Интернете, причем не просто внешний вид, но и раскройку. Впрочем снимайте, но учтите торговцы могут вас не понять, вы не выглядите как иностранец. И они могут подумать о ком-то из проверяющих органов, а таких здесь не любят. Выводы сделаете сами. Как ни странно, но Мюллер выводы сделал, и прекратил снимать. Гитлер выбрал себе, правда с помощью ушлого продавца совсем уж непотребный кейс, который тот видимо никак не мог впарить покупателям. Пришлось вмешаться Виктору и они быстро купили две удобные черные сумки. Правда разные, у фюрера она была поменьше, а шеф гестапо наоборот выбрал себе побольше.
— А из чего она сделана? — спросил Мюллер, — прочная, по всей видимости непромокаемая и дешевая.
— Синтетика, как и что я не знаю. Вроде продукт органической химии, получаемой из нефти, а может и из каменного угля. Качество не очень — швы слабые. Но так — действительно — прочная и не гниет, — объяснил Виктор. Мюллер сделал пометку в записной книжке. Ну а дальше просто поехали к центру. Оглядываясь по сторонам Мюллер сделал несколько снимков, и заметил.
— У вас очень много машин. Кажется почти у каждого жителя, вы богато живете, раз можете себе такое позволить, у нас машина очень большая роскошь, правда, Фердинанд Порше предлагает программу «народный автомобиль», который будет доступен большинству. Но этот проект под большим вопросом.
— Машин стало много где-то после 2003–2004 года, — вздохнул Виктор, — когда начался заметный экономический подъем. Но и проблем это добавило. Ведь никто не расширял дорог, не строил подземных автостоянок, и как результат — огромные пробки и невозможность припарковаться в нужном месте. К тому же низкая квалификация водителей, а это многочисленные аварии. Сначала надо строить хорошие дороги, потом места для парковок, а потом уже снижать цены на автомобили. У вас в Германии, кстати так и поступили.
— Хоть какая-то хорошая новость, — пробормотал Гитлер по-немецки.
— Музычку слушать будем? — неожиданно спросил Виктор, — я тут диски приготовил, музыка 50-х, 60-х, 70-х, 80-х, 90-х, и сегодняшние группы разумеется.
— Слушал я вашу музыку, но так ничего и не понял, — ответил Гитлер, — мешанина рифмованных слов, по какой-то рваный ритм. Англоязычную не понял, но тоже как-то не то. Но интересные мелодии есть, не спорю. А пару песен вообще хотел записать, очень понравились, жаль одна на английском. А вторая рассказывала о красавице, отказавшему сильному воину. Но я не понял, почему она сокрушается об этом.
— Ну правильно,
— В песне должна быть рассказана какая-то история, я например, больше люблю такие, — озвучил свое мнение Мюллер.
— Вы не правы Генрих! — возразил ему фюрер, — песня может содержать не только историю, но и просто призыв к какому-то действию. Вспомните военные марши первой мировой.
— Кстати, у меня есть военные марши немцев периода второй мировой войны, — заметил Виктор.
— Нет, маршей я наслушался у себя, — скривился Гитлер, — лучше что-нибудь из сегодняшнего или недавнего, что бы вы посоветовали?
— А я откуда знаю. Давайте попробуем все послушать, не понравиться — выключим и поставим что-нибудь другое.
И вот тут настало самое веселье. Таких комментариев нигде наверно не услышишь. Уничтожающая критика причем без матов, а именно по делу. Первым я им подбросил Гребенщикова.
— Музыка красивая, я не спорю, но непонятно о чем этот человек поет. Просто, какое-то, жонглирование рифмами без всякой связующей мысли. Но мелодии и голос очень хороши, — похвалил Мюллер.
— Не согласен с вами Генрих, — начал спорить Гитлер, — голос не мужественный. И ему как будто все равно что происходит вокруг него. Нет кому-то из молодежи это понравиться, он я бы не рекомендовал им это слушать.
Дальше был Гарик Сукачев. И обоим понравился.
— Этот человек явно из пролетариата, голос конечно не очень, но вот подача — это нечто особенное. В нем присутствует энергия. Еще бы немецкий текст сюда, — мечтательно сказал Гитлер, а Мюллер только покивал головой полностью соглашаясь со своим шефом, и сделал какую-то заметку в блокноте.
А вот на Высоцком они зависли. Попросили с серьезными лицами поставить еще одну песню, потом еще одну. Так выслушали почти целый диск.
— Да, настоящий певец, как вы сказали кто это? — спросил Алоизыч. Я еще раз назвал им Высоцкого. Оба сделали пометки в записных книжках. «У них, что привычка такая — все записывать», — подумал Виктор.
Окуджава понравился, но как-то вяло. Даже пометок не делали.
— Это музыка на любителя, — прокомментировал Гитлер, — но ничего — успокаивает, и голос хороший.
— Слишком вкрадчивый, — заметил Мюллер, — для старых дам будет в самый раз, они такие песни любят.
Виктор не смог сдержать смешок. Дальше он решил поставить песни, которые были популярны, когда он был подростком. «Нау» — отвергли сразу.
— Слишком депрессивное, — вынес вердикт Гитлер, — в жизни и так хватает грусти зачем ее еще усугублять такими песнями. Мюллер лишь согласно кивнул. «Ласковый май» особых нареканий не вызвал, но и энтузиазма тоже.
— Песни для молоденьких девушек, увлекающихся романтикой, — снова критиком выступал Гитлер. Шеф гестапо промолчал. А вот Макаревич им понравился.