Гиви и Шендерович
Шрифт:
Скрижаль на Черном камне светилась как раскаленный пузырь выдуваемого стекла. Никакой другой постамент не выдержал бы ее, но Черный камень стоял неколебимо, равно поглощая и свет и мрак…
В вышине двумя обугленными радугами пульсировали и переливались азаиловы крылья.
— Внимание отвлекает! — сообразил Гиви, — не глядите на него. Мишу, Мишу надо остановить!
Шендерович продолжал что-то выкрикивать хрипло и неразборчиво, даже отсюда было видно, как чудовищно исказилось его лицо.
— Миша! —
Шендерович поглядел в его сторону, как-то странно улыбнулся и вновь воздел руки, повторяя жест Азаила.
— Гиви, не унижайся! — воскликнула Алка, пылая грозной суккубовой красотой, — вспомни, кто ты есть и чей перстень горит на твоей руке!
Гиви опустил глаза. Кольцо на руке пылало чистым белым огнем.
— Сейчас! — Гиви ухватился за кольцо, которое почему-то обжигало холодом, — как ты сказал, Яни? Шиму-Паним-ал-Паним? А, ладно! Вот, я, мудрый, я могучий, я, повелитель джиннов, я, это… Гивимелех? Нет, это я, строитель Престола, велю тебе, Азаил, удалиться во мрак, из коего ты… Короче, вали откуда пришел! ШИМУ-ПАНИМ-АЛ-ПАНИМ!
По земле, разметав языки пламени, пронесся порыв прохладного ветра.
Гул из пропасти стал громче, перешел в вой — теперь в нем слышались нотки страха.
Крылья Азаила налились чернотой и выгнулись шатром, сквозь антрацитовые перепонки проступили ночные звезды.
— Звезда-близнец! — пробормотал Дубан.
Гиви стоял полусогнувшись, шатаясь как бы от непомерной тяжести, с пальцев его срывались белые молнии. Скала под Гиви прогибалась.
— Ну, командир! — восторженно орал Яни, — ну, перегрузочка! Восемь «же», не меньше!
Скрижаль вспухала и колыхалась над камнем. Огненные письмена опоясывали ее сплошными полосами. Шендерович зачарованно продолжал размахивать руками, подпрыгивая на месте.
— Стреляй, Яни! — прохрипел Гиви, — я его не удержу! Стреляй!
— Так я уж стрелял! Не берет!
— Бей по скрижали! По скрижали!
— Из подствольника вмажь, — дружелюбно посоветовала Алка.
— Одна граната, командир, — предупредил Яни.
— Миша! Ложись! А, черт! Огонь! Прости, Миша!
Яни прищурил глаз и нажал на спуск.
Огненный пузырь дрогнул, заколебался и лопнул, разбросав вокруг багровые шарики света. Из пропасти раздался многоголосый, отчаянный крик, перешедший в жалобный пронзительный замирающий визг.
Азаил черной кометой сорвался со скалы, пронесся сквозь языки огня и, сложив крылья, рухнул в смыкающуюся пасть земли.
Откуда-то издалека, из ущелья донесся отчаянный рев нубийских ослов.
Земля тяжко вздохнула, как одолеваемое сном животное, вздрогнула, успокаиваясь, легче, еще легче, и все стихло.
Гиви
— Тебе плохо, повелитель? — встревожился Джамаль.
— Уже нет, — печально ответил Гиви, — мне хорошо. И вообще, отвали, о, Джамаль, видеть тебя не могу.
Дубан поднимался с земли, отряхивая мантию.
— Скрижаль Разиэля ушла из мира, — сообщил он.
— Ага, — согласился Гиви, — вместе с Азаилом.
— Ну, Азаил никогда не уходит насовсем, — вздохнул Дубан, — но вот скрижаль… все знания! Вся сила, еще с допотопных времен!
— Да какие там знания, — отмахнулся Гиви, — что же до силы… вряд ли нашлась бы сила, способная справиться с этой силой…
— Кроме тебя, о, повелитель, — льстиво сказал неутомимый Джамаль.
Эх, думал Гиви, вот это настоящий царедворец! Какая школа!
— Быть может, все же, он неправильно ее читал, — упорствовал Дубан, — не тот царь попался! Вот ежели бы ее прочесть по-другому!
— Ее нельзя прочесть по-другому, о, Дубан! Как ни читай, все равно выйдет «Йаджудж и Маджудж». И «Конец света».
— Но Разиэль… Покровитель слабых! Разве он стал бы писать такое?
— Да разве ты не понял, Дубан? — устало сказал Гиви, — никогда Разиэль не писал эту книгу. Ее Азаил писал. Скрижаль, пережившую Потоп. И писана она была им исключительно для того, чтобы руками сынов Адама выпустить Йаджудж и Маджудж. Ибо сам он был бессилен то сделать.
— Но зачем? — удивился Яни, — ну ладно, он такая сволочь, но зачем ему были эти Йаджудж и Маджудж? Ты ж их видел! Ну, вылезли бы они оттуда — и хана человечеству! Все бы подмели!
— Да ложил он на человечество! Он ради них старался! Ради них самих!
— Но ему-то с них что?
— Они его дети, — вздохнул Гиви, — в этом-то все и дело…
— Его кровные чада, — кивнул Дубан, — неисчислимые, необузданные, запертые Господом в неизбывном мраке, в темнице, куда вечно ниспадают столбы темного огня, где положил Он им пребывать, покуда не постигнет их великий суд и не окончится их вина, в Год Тайны. Однако ж ни у них, ни у отца их не достало силы ждать конца времен.
— Как Миша себя чувствует? — осторожно спросил Гиви.
Дубан небрежно поиграл ланцетом.
— Я пустил ему кровь, о, Гиви, — зловеще произнес он. Потом успокоительно добавил:
— И он, конечно, после столь пользительной процедуры, чувствует себя гораздо лучше!
— Его здорово шарахнуло, — посочувствовал Гиви, — ничего, теперь отдохнет. На мягких подушках, в шатре, устланном коврами… И лично я бы настоятельно советовал поить его медом и гранатовым соком, ибо никаких других толковых снадобий в Ираме нет.