Гиви и Шендерович
Шрифт:
— Что ты нашла простого там, где сам царь Сулейман испытал затруднения, о, девушка? — несколько раздраженно говорит Сулейман.
— Да ты послушай, — говорит девушка.
И поведала она ему, как можно разрешить это дело.
И понял Сулейман — то, что говорит ему девушка, истинно и верно.
И пришел он в радость великую, и засмеялся, и сказал:
— Чем тебя наградить, о, девица? Хочешь, золотом осыплю, хочешь, серебром? Хочешь, камнями драгоценными!
Девушка смеется.
— Или ты сам царь Сулейман, что сулишь такие богатства? Хватит и того, что ты помог мне наполнить водою вот этот кувшин. А хочешь, помоги мне донести его до дома!
И, когда наступило утро, оно застало царя времен Сулеймана у скромного дома неведомой девушки. Поклонился он ее рослым братьям, которые как раз собирались гнать овец на пастбища, наполнил поильницу, попрощался с мудрой девушкой и заспешил в диван. Успел только крикнуть:
— Как зовут тебя, мудрейшая из дев?
— Суламитой меня прозвали отец и мать мои, — ответила девушка.
И с этим ответом царь Сулейман пошел во дворец.
А в диване уже народу собралось видимо-невидимо. И все войско, подстрекаемое Азаилом, стояло на площади, с копьями и щитами, блистающими на солнце, дабы услышать, так ли справедлив справедливый царь. И все горожане, побросав свои дела, собрались у дворца, чтобы выслушать решение, которое выкрикнут глашатаи. И шум стоял такой, точно под окнами сулейманова дворца волновалось море. И тогда вошел Сулейман в диван и вошел на свой престол, украшенный львом и ягненком, и ястребом, и голубкой, и повелел вскипятить воду и налить ее, горячую, в узкогорлый кувшин с изогнутым носиком.
Вскипятили воду, налили ее в кувшин и принесли в диван.
Тогда Сулейман вновь привести двуглавого человека и одноглавых братьев его.
Привели их.
— Вот, — сказал Сулейман, — сделаем испытание. Если у этого человека одна его голова воспринимает и чувствует то, что происходит с другой его головой, тогда он должен быть сочтен за одного человека. Если же нет — тогда это два отдельных человека. А теперь лейте воду на одну из его голов!
Взяли кувшин, да и вылили немного воды на макушку левой головы.
— Государь! Государь! — завопили обе головы сразу, — нам больно! Мы умираем!
— Одна доля наследства полагается ему, — сказал тогда царь Сулейман, — по праву и по справедливости, ибо это один и тот же человек.
И когда огласили приговор, ликованием преисполнились придворные в диване, и войско Сулеймана начало стучать копями о щиты, выражая тем свою радость, и люди на дворцовой площади кричали: «Воистину велик Сулейман, царь народов!».
И все хвалили мудрость царя Сулеймана.
Один только Азаил был мрачен
— Не иначе как кто подсказал тебе отгадку, — сказал он.
— Господь
А в полдень собрал он богатые дары и пять повозок с маслом и миррой, и шестьдесят сиклей серебра и пять белых волов с вызолоченными рогами, и сел на лучшего своего коня в золотой попоне и серебряной сбруе и поехал во главе поезда к дому отца и матери Суламиты. И когда увидела все это Суламита, то всплеснула она руками, и от смущения убежала в дом. Но доверенные женщины вошли туда и убрали ее лучшими шелками и умастили душистыми маслами и заплели ей косы и вывели ее, и поставили перед царем Сулейманом. И взял ее Сулейман за руку и поставил перед людьми. И стала она, смущенная, сияющая, как нарцисс Сарона, чиста и благоухающая, подобно лилии долин… и посадил ее Сулейман в повозку под алым балдахином и велел трубить в серебряные трубы, и осыпать повозку розами, и так доставили ее во дворец, и стала она сотой женой царя Сулеймана, самой любимой, самой мудрой. И все радовались, и пировали три дня и три ночи, и площадь перед дворцом была усыпана зерном и лепестками роз, и только Азаил был мрачен.
А Сулейман так радовался и гордился, что на радостях возьми и скажи Азаилу:
— Ну и чем вы, скажи на милость, сильнее нас, людей?
И отвечал Азаил:
— Освободи меня от цепей да передай мне перстень свой, и тогда сумею я показать тебе, чем мы сильнее людей.
Снял тогда с него Сулейман цепи и дал ему свой перстень. И наступил Азаил на Сулеймана, и проглотил его. Уперся одним крылом в землю, другим — в небо и, низвергнув Сулеймана, размахнулся и закинул его за четыреста парса.
И сказал Азаил — это тебе за петуха Бар!
И пропал Сулейман, ибо обрек его Азаил скитаться по землям людей и по временам Господа. И так наказан был Сулейман за свою гордыню — за то, что вознамерился он не человеческими руками строить Храм Господень, но посредством беса, которого обуздал хитростью и обманом. И выпало Сулейману скитаться, не зная ни времен, ни расстояний, покуда не умалится он и не станет равен с малыми, и не постигнет мудрость истинную, а не ложную, и покуда весь мир не станет для него одним храмом…
А что Азаил? А Азаил принял облик Сулеймана, однако ж, боясь взойти на Престол, который одного лишь Сулеймана возносил на себе, все дни и ночи пропадал в гареме. И, будучи бесом, он так ловко ублажал цариц и наложниц, что они лишь дивились, да радовались, что царь наконец-то предпочел гаремные утехи государственным делам. Одна лишь Суламифь мудрая удалилась в свои покои и сказалась больной, ибо кое-что показалось ей странным в сем самозваном царе. Однако ж про свои подозрения она пока никому не сказала.
А что Сулейман? Очнулся он в стране египетской, у своего тестя фараона, и решил попасть ко двору, дабы обратиться за помощью. Однако стража не пустила его дальше порога.
— Я, — говорит Сулейман, — был царем над всем Израилем, а вы не пускаете меня к моему тестю, негодные…
— Царь Сулейман, — отвечают ему, — и по сей день восседает в Ерусалиме.
Понял тогда Сулейман, что Азаил принял его облик и горько зарыдал.