ГКР-7: Братство Тропы
Шрифт:
— Обалдеть — произнес вдруг остановившийся друг — Ты тоже видишь это все? Мне не чудится?
— Если ты про филинов, лис, зайцев и новогодние гирлянды под навесом в глубине тайги — то нет, не чудится — со смешком ответил я, широко разводя руками — Елки-палки… где мы вообще?
Сделав шаг в сторону, я заглянул за контейнер и обнаружил там еще один небольшой и явно служебный скучноватый навесик, под которым на штабеле древних деревянных потемнелых шпал похрюкивал небольшой бензиновый генератор, испуская в воздух сладковатый дымок.
— Обалдеть — повторил я, отгоняя от лица комаров и возвращаюсь к по-прежнему остолбенелому Бому — А тут что?
— Да заходите уже! — негодования
Подтолкнутый ее справедливым недовольством, я в свою очередь пихнул Бома, и мы вместе ввалились под навес, едва не снеся стоящий у самого края высокий и очень, вот прямо очень основательный, если не сказать мощный стол. Широкая столешница покрыта старой потрескавшейся клеенкой с почти стертыми розами, в ряд выстроились закрытые крышками хрустальные посудины, содержащие в себе сахар, разные конфеты, вроде бы еще мед светлый и темный. Чуть в стороне стояла открытая банка почти черного вишневого варенья, рядом приткнулось две тарелки с блинами и булками, а возглавлял этот вкусный строй начищенный до блеска самовар с трубой, откуда неспешно вытекал жидкий пахучий дымок. Рядом с ножками самовара лежала горка старых еловых шишек. А ножки самовара… их было восемь, и они очень сильно походили на вцепившиеся в клеенку когтистые паучьи лапы. Да и вряд ли самовару требовались поблескивающие злые рубиновые глазки, что тянулись по его блестящим бокам. И сомневаюсь, что самоварный краник должен находиться между полусомкнутыми жвалами какого-то огромного насекомого.
Ну что, гостюшка? Нацеди чайку… если тебе не слабо…
— Да-а-а… — изрек стоящий за мной Бом, разглядывая стол через мое плечо — Вот оно русское гостеприимство… можно мне блин с вареньем? Люди! Накормите иноземца!
Звонко и весело рассмеялась Кира, сидящая за столом, что стоял вплотную к частично обшитой строганными досками стене контейнера. Она была укутана в старый клетчатый плед, пальцы баюкали пузатую белую чашку в крупный синий горошек. И она не обращала внимания на торчащие из стены многочисленные рога, с которых свисала всевозможная всячина — цепочки, бусины, гирлянды мелких шишек и пузырьки с… крупной рыбьей чешуей?
Поморгав, я опустил взгляд и перевел его на другую сторону стола. Там, на высоком деревянном табурете с почему-то приделанной к нему чуть изогнутой спинкой, сидела старушка в зеленом дождевике и белом платочке, что обрамлял ее улыбчивое морщинистое лицо. Поставив пустую чашку на стол, старушка улыбнулась нам, сверкнув на миг белоснежными зубами и кивнула:
— Добро пожаловать, гости дорогие. Наливайте себе чайку крепкого да душистого, с травками особыми заваренными. Накладывайте блинов, да пощедрее заливайте их вареньицем вишневым — косточек там нет. Зато есть медок сладчайший. А как чая изопьете, то поведу вас в дом — он тут рядышком.
— Так… — медленно произнес я, после чего поднял руку и с силой ущипнул себя за щеку — Ой!
— Ой! — почти синхронно повторил за мной Бом, разжимая пальцы и выпуская из хватки кончик носа — Больно… А раз больно, то значит… или не значит?
Переглянувшись, я посмотрел на заходящуюся беззвучным смехом Киру и тихонько спросил:
— Мы точно вышли из Вальдиры, Кир? А?
— Надеюсь, что да — шепотом ответила она — Я пока сама не уверена… Но если и вышли, то попали прямиком в нее — древнюю русскую сказку. С туманными старушками, дождливыми лесами и темными чудищами, что с хрустом и треском бродят по узким тропкам, обрывая мокрые паучьи тенета…
— Складно то как говоришь — одобрительно улыбнулась старушка — Ой складно. Умничка какая… никак начитанная?
— О да… еще как начитанная — вздохнула Кира — Меня силой начитывали… а потом сама взахлеб начала
— Мама? Папа? Они любовь к книгам привили?
— Не… Мама Лена постаралась! — широко улыбнулась Кира, и я почувствовал, как по спине пробежал волна озноба — будто острым когтем по хребту провели.
Надо бы чайку горячего…
— Вон на той тумбочке пледы сложены — словно услышав мои мысли, произнесла старушка — И вроде как вас на одного больше быть должно?
— Он спит еще…
— Будите! — велела бабушка с удивительной властностью в тихом голосе — Не время сейчас спать…
Я невольно опять огляделся, пытаясь понять, почему же не время то, но увидел лишь десятки новых диковин и сдался, кивнув и шагнув к виднеющемуся в серой пелене дождя одинокому вагону.
— А вы…
— Я Молчана. Как вас величать уже ведаю. Уже пошептала над бусинами и пустила их по ручейку ложбинному. А ты буди гостя последнего — и за стол его. Обычай такой.
— Обычаи нарушать нельзя! — прочавкал Бом, успевший пихнуть в рот стопку румяных блинов и с опаской тянущийся к самоварному кранику — А ваш самовар меня не…
— Он уже годков пять как смирный стал — успокоила его бабушка Молчана — Наливай смело.
— Ага…
— Ага… — повторил и я, глянув на Киру и вопросительно задрав бровь.
Поняв меня правильно, она успокаивающе улыбнулась:
— Остальные повезли вещи в дом. А здесь хорошо… прямо хорошо, Рос…
— Да — согласился я, полной грудью вдыхая запах тайги — Да… тут хорошо…
Шагнув в дождь, я поспешил к вагону. Тут не спешить нельзя — Бом чавкает как лесной кабан и если не снизит темпа, то блинов с вареньем мне не достанется…
Не думал, что после невероятного диковинного навеса меня может что-то поразить сильнее. Но у этой неведомой земли все получилось. И проделано все было с таким мастерством, что я сразу понял — все они, эти писатели, режиссеры и художники — все свое мастерство постигли именно от матери природы. Ибо то, как мастерски и в самый нужный момент на ничем внешне не примечательном повороте широкой тропы она сначала «отдернула» завесу моросящего дождя, следом посланным ветерком отогнав пелену тумана, позволив ему остаться лишь на периферии, не могло не являться настоящим искусством, шлифуемым тысячелетиями.
— Обалдеть — замерев на полушаге, произнес я, стоя у начала ступеней, сбегающих по телу холма вниз. Ступени представляли собой расколотые пополам обрезки бревен. Из того же материала были и крепкие перила. Тут же бежал вниз ручеек — наверное тот самый ложбинный и я невольно глянул в его мелкое русло, ожидая заметить блеск бусин.
Но самое главное было там — впереди и чуть ниже.
Дом.
Настоящий Дом. По-другому никак нельзя было его назвать.
Бревенчатый могучий домина, чем-то похожий на улегшегося передохнуть матерого медведя — таежного хозяина. Сложенные из толстенных бревен стены были такой длины, что на ум первым делом пришли северные дома-крепости Вальдиры. Два полноценных этажа, в меру широкие окна, под самой крышей с пологими скатами еще пара небольших окошка. Чердак там наверняка немалый — как вся моя квартирка… Сруб покоится на высоком фундаменте, сложенном из немалых таких железобетонных блоков — такие только поездом и доставлять. Из-за фундамента, не стесненных скудостью материала этажей и солидной крыши дом поднимался на высоту полноценной трехэтажки, если не выше, но при этом он был так умело вписан в лес, что размеры постройки не ощущались. Но все же… это дом с большой буквы. И хозяин здесь тоже непростой — если судить выступающему коньку крыши — темная лосиная рогатая голова, мрачно смотрящая на всякого, кто дерзал приблизиться.