Гладиатор Гора
Шрифт:
— Отойди в глубину камеры, раб, — приказал Продикус.
Я подчинился.
Он вел обнаженную девушку, запустив руки в волосы и наклонив ее голову к своему левому бедру. Она плакала. Ее маленькие руки были скованы за спиной наручниками для рабов. С ошейника свисал ключ, подвешенный на проволоке. Я догадался, что это ключ от наручников. Там же болтался хлыст.
Девушку я узнал сразу.
Продикус выбрал из связки ключ от моей камеры и открыл дверь. Широко распахнул ее и вошел, грубо бросив рабыню на колени передо мной.
— Она твоя
— Понимаю, — ответил я.
Повернувшись ко мне спиной, Продикус покинул камеру, снова запер ее и исчез в глубине коридора. Девушка взглянула на меня с ужасом.
— Пожалуйста, не делай мне больно, господин, — проговорила она.
Я, признаться, удивился ее обращению, а затем вспомнил: мне отдали ее на ночь. Я мог владеть ею этой ночью!
— Встань, Лола, — сказал я.
На четвереньках рабыня отползала от меня, пока не оказалась у решетки.
Я приблизился к ней. Тогда Лола поднялась, прижавшись спиной к железным прутьям. Она боялась смотреть мне в глаза и отворачивала лицо.
— Мне жаль, что я так часто обижала тебя, господин, — прошептала девушка.
Мне припомнились многие примеры ее жестокости: удары хлыста, которыми она удостаивала меня, тычки ее маленьких кулаков, пинки, ее постоянное желание унизить меня. Лучше всего я запомнил, как она разлила вино и приговорила меня к двадцати ударам «змеей». Леди Джина милостиво сократила их количество до пяти. Двадцать ударов могли стоить мне жизни!
Меня раздражало, что Лола не смотрит мне в глаза. Неожиданно для самого себя я сжал ее рот пальцами, вдавив щеки между зубов, и, причиняя ей боль, повернул голову рабыни так, чтобы видеть ее лицо. Однажды на моих глазах стражник сделал так же с Телой, когда та не сразу обратила на него внимание. Против этого приема любая женщина бессильна. Испытав его на себе, она сразу же подчиняется. Удерживая Лолу таким образом, я заставил ее посмотреть на меня. Рабыня испугалась еще сильнее. Но внезапно я понял по ее глазам, что она сама хочет, чтобы с ней обходились жестоко. Впервые в жизни я подчинил женщину, как грубый мужчина, ее хозяин. Это чувство я запомнил навсегда. Но тогда я отпустил ее.
— Почему ты разлила вино и обвинила в этом меня? — спросил я.
— Это была шутка, — прошептала Лола.
— Не лги мне!
— Я ненавидела тебя, — ответила она.
— Ты и теперь ненавидишь?
— О нет, господин, — торопливо сказала рабыня, — теперь я люблю тебя и хочу угодить тебе. Пожалуйста, будь добр со мной.
Я улыбнулся. Вряд ли Лола когда-нибудь предполагала, что однажды окажется в моей камере.
— Почему именно двадцать ударов «змеей»? Ты хотела убить меня? — спросил я.
— Ты сильный, — ответила девушка, слегка нагнув голову вниз. — Ты выдержал бы двадцать ударов.
— Неужели ты ненавидела меня так сильно?
— Да, господин, — проговорила Лола и поспешно добавила: — Но это в прошлом. Теперь я люблю тебя. Пожалуйста, будь добр со мной, господин.
— Давай
Рабыня подняла голову, прижавшись к решетке. Ее чудные обнаженные плечи вжались в стальные прутья.
— Ты собираешься применить его? — спросила Лола.
— Я не слышал, как ты сказала «господин», — ответил я.
— Господин, — поспешно произнесла она.
Отвязав хлыст, я вернулся к скамье и сел, после чего посмотрел на девушку, стоящую у решетки.
— Подойди и встань на колени, рабыня.
Лола подчинилась.
— Я буду выпорота, господин? — спросила она.
— Молчи.
— Слушаюсь, господин.
Я смотрел на девушку и ощущал противоречивые чувства. Лола — одна из красивейших женщин, каких я когда-либо видел. Сейчас она стоит передо мной на коленях, испуганная и покорная, обнаженная и закованная в наручники. Эта красавица в моей власти, и я могу сделать с ней все, что сочту нужным. Да, она причинила мне много боли и обижала меня. Но, как ни странно, несчастья и унижения, испытанные мною по ее вине, не главенствовали в моем сознании. Мне представилась возможность выместить обиды на ее красивой коже. Но это не занимало меня. И уж точно не казалось мне самым важным и захватывающим в данной ситуации.
Я смотрел на красивую женщину, стоящую на коленях, закованную в наручники. Рабыня должна повиноваться — эта мысль буквально опьяняла меня.
— Господин… — проговорила Лола.
— Да?
— Меня не кормили с утра. Можно я поем?
Я взял кусок мяса из миски и протянул ей.
— Спасибо, господин.
Аккуратно повернув голову, Лола взяла кусок зубами. Какое-то время я кормил ее с рук. Она зависела от меня в еде и питье.
Я с трудом понимал происходящее. Раньше мне не верилось, что мужчина может испытывать подобные чувства.
Затем я поставил миску на пол, и Лола, опустив голову, буквально погрузилась в ее содержимое. Я смотрел на рабыню и понимал: она в моей власти. В эти часы она принадлежит мне.
Я боролся с невероятным всплеском силы и наслаждения и знал, что на самом деле борюсь со своим мужским началом, борюсь против могущества и страсти, славы и радости. Потому что я — землянин. Но прежде чем мне удалось искренне осудить и подавить свои желания, я осознал, что значит быть мужчиной по закону природы. Я познал вкус господства.
Но вновь и вновь мне приходилось вспоминать, что я землянин и что моя мужская природа должна быть подавлена. Испытывая жажду, я не должен пить. Голодая, я не должен есть. Нельзя доверять себе. Следует безоговорочно верить другим — слабакам, не умеющим быть сильными, чья безопасность состоит в обескровливании более опасных зверей. Рабам выгодно, чтобы короли не предъявляли претензий на трон.
Затем меня охватило раскаяние и чувство вины. Как я только осмелился так думать? Природа ошибается! Человек не должен подчиняться законам царства зверей!