Гладиаторы по закону

Пол Фредерик

— Кто знает, — улыбнулся Мандин, — когда-нибудь Норвел Блай будет первым мэром Нью-Белли-Рэйв.

Коротышка неожиданно побледнел и стал возиться со своим слуховым аппаратом.

— Что ж, можете высмеивать, — медленно произнес он. Но факт в том, что эти люди такие же, как и я. Я делаю кое-что для них, пусть мелочи, но все же. Многое нужно сделать для миллионов отверженных, Чарльз! И, самое главное, помощь должна быть изнутри, из собственной среды! Пусть я смешной человек, глухой и нескладный. Вы автоматически подсчитали, что Вирджиния наставила мне рога, когда

я сказал, что она беременна. А что вы лично делаете для Белли-Рэйв, вы, крупная шишка?

Мандин поперхнулся и стал было извиняться, но Блай решительным жестом заставил его замолчать.

— Не надо об этом. Мы уже в Вашингтоне.

Музей Национальной Ассоциации Строителей Американской Мечты был внебрачным детищем давно забытой рекламной кампании. Давно обратились в прах пройдохи, которые раздули эту кампанию, были забыты вдохновенные рекламные лозунги. Но что можно было поделать с гранитным сооружением, полным всякого хлама, профессоров и швейцаров? Их можно только игнорировать и продолжать заниматься бизнесом. Об этом подумал Мандин, когда вошел в убогую приемную директора музея.

Его мумия-секретарша сказала гостям из Монмаунта:

— Доктор Проктор очень занятой человек. Вы лучше бы ушли и договорились о встрече по телефону.

— Пожалуйста, — ласково произнес Мандин, — скажите господину директору, что наш визит связан с весьма существенным пожертвованием. Мы не рассчитываем долго задерживаться в этом городе.

Дверь кабинета распахнулась, и оттуда выпорхнул сияющий директор.

Адвокат представился. — Из юридической фирмы «Райан и Мандин», — пояснил он.

— Да, да, разумеется, мистер Мандин. Даже здесь, даже в нашем удаленном глухом углу планеты мы прослышали о вашей фирме! Можно узнать у вас фамилию…

— Извините!

— О, я понимаю, мистер Мандин. И… э… сумму?..

— Это зависит от обстоятельств, — строго произнес Мандин. — Мой клиент уполномочил меня осмотреть музей и сообщить ему, какие его отделы в большей степени нуждаются в дополнительной поддержке.

— О! Позвольте сопровождать вас, сэр! Вот, например, коллекция кишечнополостных…

— Я предпочитаю раньше осмотреть главный зал.

Доктор Проктор начал хмуриться, однако, в последний момент выражение его лица переменилось и стало более уверенным.

— Туда открыт доступ публике. Всякие машины и механизмы. Может иметь весьма ограниченный интерес только для инженеров или социологов, для такого рода квазиученых. А вот наша коллекция кишечнополостных…

— В главный зал, пожалуйста!

— Мистер Мандин! Это всего лишь приманка для туристов, заверяю вас. С другой стороны, кишечнополостные представляют очень большой интерес для таких людей, как мы с вами…

— Норвел, — опечаленно произнес Мандин, — боюсь, что доктора Проктора не очень-то интересует посмертный дар нашего клиента.

— Хорошо еще, что мы не отпустили вертолет и он нас ждет, — согласился Блай.

Доктор Проктор, брызжа слюной от негодования, повел их в главный зал. Они с самым серьезным видом осмотрели допотопный ткацкий станок,

первую швейную машину, первый телеграфный аппарат, первый аэроплан братьев Райт, первый атомный реактор, первый ДМЛ-дом, первый сегмент движущегося тротуара.

Они остановились перед домом-пузырем ДМЛ, одобрительно улыбаясь, за исключением, впрочем, доктора Проктора. Туристы легким шагом шли мимо, не останавливаясь. Добрую минуту им пришлось ждать, чтобы подойти поближе и прочитать пояснительную табличку:

«N 342 871

Первый дом фирмы ДМЛ. Пожертвование мистера Гамильтона Моффета, «Отца домов-пузырей». Этот ДМЛ-дом, перевезенный в музей со своего первоначального места в Кошоктоне, штат Огайо, был сооружен на фабрике пластмасс Дональда Лавина. Электрооборудование и механизмы разработаны, и установлены Бернардом Германом. Он простоял более пятидесяти лет без единой трещины или нарушения функционирования. По оценке химиков и инженеров, он просуществует без каких-либо ремонтных работ еще 1000 лет, являясь по существу памятником бессмертному гению — мистера Гамильтона Моффета!»

Толпы туристов стали рассеиваться, и директор направился к дому, чтобы провести их внутрь.

— Не нужно, — остановил его Мандин. — Давайте вернемся к вам.

В кабинете директора Проктора Мандин с сомнением посмотрел на небольшую, покрытую пылью бутылку, которую извлек откуда-то директор, и вздрогнул.

— Нет, пить не будем, — решительно произнес он. — Доктор Проктор, я могу со всей определенностью заявить, что мой клиент соизволит пожертвовать сто тысяч долларов, разделив их по вашему усмотрению между Главной экспозицией и кишечнополостными.

— Дорогуша! — возопил доктор Проктор, откидываясь на спинку кресла и любовно поглаживая бутылку. — Дорогуша! Неужели, наотрез отказываетесь? Ну, хотя бы по маленькой! Нет? Ну, что ж, а я не откажусь, только ради того, чтобы отметить такое событие. Очень мудрое решение, сэр, очень!. Поверьте мне, очень трудно найти адвоката, который, подобно вам, мог бы столь быстро постичь экологическую значимость и волнующую морфологию бедных кишечнополостных!

Он плеснул из бутылки в пыльный стакан и провозгласил тост:

— За кишечнополостных!

Он плеснул из бутылки в пыльный стакан и провозгласил тост:

— За кишечнополостных!

Мандин порылся в портфеле, затем извлек заполненный чек, две копии машинописного документа и плоскую банку, в которой что-то булькало.

— А теперь, — тоном, не допускающим возражения; произнес он, — будьте как можно внимательнее, доктор, Вы лично должны разбавить содержимое этой банки в одном литре обычной воды из-под крана, наполнить раствором обычный садовый опылитель и опрыскать ДМЛ-дом в главном зале, покрыв снаружи все пластиковые детали. На это уйдет не более десяти минут, если у вас хороший опылитель. Естественно, вас не должны увидеть за этим занятием. Вот и все.