Гладиаторы

Ерохин Олег

Неудивительно, что Каллист, расставаясь с приглашенными, настойчиво посоветовал им «получше отдохнуть этой ночью, чтобы завтра продолжить расследование с новыми силами».

Непримиримые противники, которых грек связал одной веревкой императорского приказа, вышли из дворца вместе и тут же разошлись, кажется, собираясь последовать его совету, — дом Катула находился на Авентине, а Фабия — на Виминале.

Вскоре однако же оказалось, что претор не больно-то прислушивался к наставлениям императорского фаворита: пройдя несколько улиц по направлению к собственному дому, он решительно свернул к Капитолию —

туда, где находилась Мамертинская тюрьма.

У Каллиста Гней Фабий ни словом не обмолвился о своих подозрениях относительно смерти Цериала — ни Каллист, ни умерший сенатор более не интересовали его, как не интересуют переливы бренности увидевшего смерть. Смерть вновь обретенного сына стояла перед глазами претора, она и он в единственности своем лишь занимали его, их свидания он боялся, их объятий страшился. В распоряжении Фабия была только ночь, чтобы спасти своего сына, — эта ночь, ведь завтра он уже не смог бы вразумительно объяснить, почему он так настойчиво уклоняется от услуг палача.

Оказавшись на Капитолии, претор требовательно постучал в тюремные ворота — тут же из смотрового окна выглянул стражник. Узнав грозного всадника, он, не мешкая, пропустил его во двор, а затем побежал за старым надзирателем, Авлом Пакунием, который заступил на ночное дежурство, сменив своего начальника, Гая Куриация.

Вскоре Авл Пакуний, уже собравшийся ложиться спать, вышел, зевая.

— Так-то ты сторожишь преступников, Пакуний… — сулящим неприятности голосом проговорил Гней Фабий. — В то время, как все верные слуги императора готовы работать день и ночь, чтобы обрубить корни измене прежде, чем она успеет вновь замаскироваться, отрастив листву притворства, ты предпочитаешь портить свою доблесть ленью, ублажая тело сном. А что, если именно тогда, когда ты спишь, злоумышленники вздумают проникнуть в тюрьму, чтобы избавить от твоего общества своих дружков?.. Ни одни стены не удержат узника, имеющего в тюремщиках засоню, вроде тебя… На будущее же имей в виду: случись что, и ты получишь прекрасное местечко для сна — в темноте и с соломенной подстилкой. Ну да хватит слов — иди, буди своих молодцов да подавай мне сюда моего Орбелия. Я должен доставить его немедленно в канцелярию Каллиста, там мы оба допросим его.

Послушный Авл Пакуний, как огня боявшийся претора, тотчас же побежал за Марком. Спустя некоторое время он привел своего узника, предварительно велев связать ему руки, и передал его Гнею Фабию вместе с двумя конвоирами-сопровождающими.

На этом претор и тюремщик распрощались. Пакуний заковылял к своему ложу, а Фабий, Марк и солдаты вышли за ворота.

Прошло не более получаса после ухода претора, как в ворота тюрьмы опять постучали. На этот раз стражник, разглядев нового посетителя, не проявил прежней расторопности, да и немудрено — стучавшим был молодой римлянин с изнеженным лицом изрядного повесы. Пожилой солдат смерил незнакомца презрительным взглядом и раздраженно произнес:

— Вот что, друг, проваливай-ка отсюда подобру-поздорову здесь у нас не лупанарий!

Сказав это, стражник сразу же отвернулся от смотрового оконца, не утомляя себя ожиданием ответа от какого-то юнца. Однако молодой негодяй был, по-видимому, иного мнения о собственной значимости: недовольный оказанным

ему приемом, он принялся тарабанить так, что разбудил уже было задремавшего Авла Пакуния. Старший надзиратель вышел во двор, как ни странно, мало довольный той помощью в поддержании его неусыпности, которую ему оказывали в эту ночь.

— Ты что, дожидаешься, пока этот молодчик снесет ворота? — грозно спросил он караульного. — Ты посмотрел, кто это так стремится попасть сюда?

— Да там какой-то молокосос, видно, спьяну спутавший тюрьму с лупанарием.

— Ну так что же ты стоишь? Открывай-ка живее ворота, сейчас мы почешем ему то место, которое у него так раззуделось!

Пока стражник открывал ворота, Авл Пакуний раскрывал рот, чтобы сразу же осыпать вошедшего градом отборных ругательств, но на этот раз его катапульта не сработала — он увидел Сергия Катула.

Старший надзиратель рассыпался в извинениях — в такой досадной задержке виноват, конечно же, не он, а солдафон-караульный, который не так давно прибыл из провинции и поэтому не знал еще всех знатных людей Рима в лицо. Разумеется, несмотря ни на что ему это так даром не пройдет — он, Авл Пакуний, непременно доложит обо всем начальнику тюрьмы, Гаю Куриацию, и тот наверняка лишит караульщика дневного заработка…

— Замолчи, Пакуний, — наконец оборвал Катул напуганного тюремщика. — Твоя назойливая болтовня начинает раздражать… Отведи-ка лучше меня к преступнику, покушавшемуся на цезаря (я говорю про бывшего преторианца). Я намерен допросить его.

Авл Пакуний невинно удивился.

— Но его нет в тюрьме… — растерянно проговорил он.

— Да ты что — насмехаешься надо мной, что ли?

— Нет, что ты, уважаемый Катул. Марка Орбелия только что забрал по приказу Каллиста Гней Фабий — претор повел его на допрос во дворец.

У Катула задергалось веко.

— В своем ли ты уме, милейший?.. Допрос во дворце в такую пору?.. Да ты, наверное, совсем тут спятил от безделья!

Авл Пакуний не на шутку встревожился.

— Клянусь Юпитером, я говорю правду — я только что передал Марка Орбелия, бывшего преторианца, Гнею Фабию…

Сергий Катул призадумался, ненавидя Гнея Фабия за его насмешки и завидуя его богатству, он на каждом углу кричал о продажности претора, но сам при этом меньше кого бы это ни было верил в собственные россказни‚ зная их действительную цену. Известие о том, что Фабий увел преступника к Каллисту, ошеломило его: ведь он вместе с претором был у грека — ни о каких ночных допросах Каллистом не было сказано ни слова. Так что же это значит?.. Измена?.. Так неужто тогда, когда он поносил Гнея Фабия, его презренным ртом какой-то бог-прорицатель давал свой оракул?..

— Слушай, Пакуний, — проговорил наконец Катул. — Сегодня вечером вместе с Гнеем Фабием я вошел в кабинет Каллиста, и вместе с Гнеем Фабием я вышел из него. Так вот: Каллист не собирался никого допрашивать, и даже нам он советовал отправляться спать. Если претор забрал из тюрьмы преступника от имени Каллиста, значит, он обманул тебя. Теперь тебе придется расплачиваться за собственную глупость и трусость — ведь ты даже не потребовал от Гнея Фабия предписания грека, не так ли? (Пакуний мелко, с дрожью закивал головой.) Так… значит, я оказался прав…