Гладиаторы
Шрифт:
Вдруг скамьи, на которых сидели сенаторы, превратились в раскаленные сковородки — именно так можно было подумать, глядя, как дружно все они повскакивали, оживленно жестикулируя. Впрочем, дальнейшее наблюдение показало весьма ограниченную состоятельность данной аналогии: вместо того, чтобы, подобно скинутому со сковородки жаркому, начать остывать, сенаторы все больше распалялись. Все возбужденнее они махали руками, сминая красивые складки краснополосых тог; все шире они раскрывали рты, давая простор горлу; и вот где-то уже послышалась плюха…
На этот раз разногласию не удалось перейти в потасовку, что
«Агриппа, Агриппа…» — услышал Марк негромкие голоса солдат. Это был Агриппа, царь Иудеи. Посланец Клавдия, он уже второй раз за этот день оказывался на римском Форуме. В первый раз он известил сенат о провозглашении Клавдия императором, на что сенат ответил угрозами, что же теперь скажет Клавдий его устами? Впереди Агриппы шел Кассий Херея, расчищая ему дорогу, а позади — Лузий Гета, префект претория.
С бесстрашным выражением лица Агриппа прошел в курию, и на площади перед курией установилась относительная тишина: каждому хотелось узнать, что скажет Агриппа, но отчетливо слышать его могли лишь те, кто стоял рядом со входом, в том числе и Марк.
— Сенаторы! — начал Агриппа. — Вот вам ответ государя: Клавдий не может оставить тех, кто пошел за ним, тех, кто присягнул ему, и поэтому он предлагает вам и тем, кто с вами, в честном бою доказать свое право на власть. И бой этот надлежит провести за городской чертой, дабы не осквернять город междуусобицей граждан…
Агриппа продолжал говорить, внимание же Марка было привлечено к Лузию Гете, префекту претория, который, оставшись снаружи (военным было запрещено заходить в курию), сперва о чем-то ругался с Кассием Хереей, а затем, махнув на Херею рукой, быстро прошел в самую гущу преторианцев (они по старой памяти расступались перед ним) и громко произнес:
— Воины! Калигулы больше нет — у вас новый цезарь! Клавдий из рода Юлиев теперь император вам, так неужели вы не встанете плечом к плечу со своими товарищами, которые поддержали его? Воины гвардии и вы, воины городских когорт! Какой вам прок от сенаторов, трясущихся над своими виллами, домами, сундуками с золотом? Им не нужен император, потому что они боятся, как бы император не наделил их богатствами вас! Цезарь обещает по пятнадцать тысяч сестерциев тем из вас, кто пойдет за ним, думайте, воины!
Солдаты заволновались.
Корнелий Сабин воскликнул:
— Не верьте, воины, посулам Клавдия! Вспомните, что вы не только солдаты, но и граждане, — граждане, а не подданные, так не отдавайте же Клавдию свою свободу! Вместо свободы Клавдий обещает вам деньги, но подумайте: как легко отнять у раба завтра то, что дано сегодня! Подумайте…
Множество голосов прервало речь преторианского трибуна:
— Интересно, как это у нас отнимут завтра то, что мы пропьем и проедим уже сегодня? Только цезарь сможет хорошо платить нам: он возьмет деньги у богачей, которые сами вряд ли когда раскошелятся!
— Если бы у меня было десять гражданств, все бы я променял на один сестерций!
Вмешался Кассий Херея:
— Тише, воины! У нас не сходка: вы стоите на страже, вы должны молчать!
Ответом Херее
— Ты обманул, Херея: гвардия не поддержала нас!
— На шута нам республика!
— Идем к цезарю!
— Кто за республику — ко мне! — натуженно крикнул Херея, стараясь перекричать уже не воинов, а толпу. С десяток преторианцев кинулись к нему, остальные же, хотя и воздерживаясь от ругательств (впрочем, не строю воздерживаясь), неспешно отошли от него и от входа в курию, у которого он стоял.
Шум, поднятый преторианцами и солдатами городских когорт, не остался незамеченным в курии: несколько сенаторов высунулись наружу и тут же отпрянули внутрь. Мгновения было достаточно, чтобы заостренные страхом чувства дали им знать: воины уже не с ними, определенно не с ними…
Солдаты продолжали шуметь, голоса Кассия Хереи и Корнелия Сабина в общем гвалте не были слышны. Марк все еще стоял на своем месте у входа в курию, не решаясь подойти ни к Кассию Херее, ни к его противникам, только что бывшим его сторонниками, когда из курии натянулись сенаторы. Впереди шли два консула и Агриппа, за ними — остальные.
Солдаты примолкли.
— Сенат решил обратиться к Клавдию лично. Мы попытаемся вразумить его, — громко сказал Сентий Сатурнин, усиленно пытаясь держаться с важностью.
Кто-то хрипло, надрывно крикнул, будто с хрипом этим выхаркивал легкие:
— Как?!
И все оглянулись на голос.
То был Кассий Херея.
И все увидели, как дергалась у Хереи голова — в толпе сенаторов он искал кого-то. И все увидели, когда он нашел, — бледный, как полотно, Валерий Азиатик только развел руками.
— Постойте! — крикнул Корнелий Сабин. Обычно довольно наблюдательный, он, единственный из всех, ни Херею, ни Азиатика не заметил. — Куда вы идете? В преторианский лагерь? Но вы станете заложниками Клавдия! Или, может, вы решили присягнуть Клавдию? Да вы…
Рев сотен солдатских глоток заглушил голос Корнелия Сабина. Сенаторы, будто не расслышав трибуна, медленно побрели от курии к Виминалу. Когорты смешались. Помедлив самую малость, море голов, закупоренных шлемами, всплеснулось и потекло за сенаторами.
Вскоре у здания, где только что славили республику, остались лишь Кассий Херея, Корнелий Сабин и еще восемь преторианцев, одним из которых был Юлий Луп. Девятым был Марк, тогда как Децим Помпонин ушел с сенаторами…
Марк остался с Кассием Хереей. Почему? Вряд ли это можно было понять с позиции здравомыслия: было ясно, что Клавдий выиграл, а надежда на восстановление республики оказалась призраком, миражом, поэтому разумнее всего было бы присоединиться к тем, кто пошел приветствовать Клавдия, тем более что ярым республиканцем Марка нельзя было назвать. Но такое шествие к Клавдию смахивало на угодничество, каковым и являлось, что отнюдь не привлекало молодого римлянина; Кассий Херея и Корнелий Сабин показались Марку тверже, честнее, чище, чем их недавние сторонники, так легко отказавшиеся от них. Кроме того, не будучи республиканцем, Марк не был сторонником империи: он не рассчитывал, что Клавдий окажется лучше Калигулы, а Калигула, даже мертвый, вызывал у него отвращение — Марк никак не мог позабыть тот пир, на котором император пожелал взять в наложницы его сестру…