Гладиатрикс
Шрифт:
— Кто зачинщицы?
— Лисандра с Сориной. — Тит сел в кресло. — Кому же еще?
— Действительно, об этом можно было даже не спрашивать.
Тит помолчал, глядя на Бальба, и ланиста понял, что сейчас получит от старого воина дельный совет.
— Знаешь, я стал замечать, что наши девки разбежались по этаким враждующим лагерям. В прежние времена такого вроде не случалось.
— Верно.
Тайное понемногу становилось явным, и Бальб принял решение посвятить Тита в свои планы.
— Я знаю. Это я допустил, чтобы
Центурион замер с открытым ртом, и Бальб несколько мгновений наслаждался произведенным впечатлением. Тит был славным малым, но с чего он взял, будто возраст и боевой опыт делали его самым сведущим в делах луда? Да, он был отменным наставником, но выше головы прыгнуть не мог. Все решал Луций Бальб.
Наконец Тит прокашлялся и сказал:
— Ты уверен, что поступаешь благоразумно? Они ведь будут только звереть!..
Тут вошел Эрос, поставил перед ними вино, после чего приглашающе подмигнул Бальбу. Тому понадобилось усилие, чтобы спрятать ухмылку. Ланиста отлично знал, что наставник презирал мальчишку. Он жестом отослал Эроса прочь. Ему требовалось полное внимание со стороны Тита.
— Скоро в нашем луде многое изменится, — проговорил он, когда они остались наедине. — Если мы сумеем все сделать правильно, то будем купаться в деньгах. Я говорю обо всех нас, — добавил он со значением. — Правитель обратился ко мне с просьбой организовать небывалое зрелище. Такое, какого ни разу не видывали за пределами Рима.
— Всех временами заносит. — Тит снова натянул личину старого, все в жизни повидавшего ворчуна, немало раздражавшую Бальба.
— Это не тот случай. — Ланиста позволил себе толику самодовольства. — Когда мы сидели с правителем и Эсхилом…
Он изложил подробности будущей гладиаторской битвы, приуроченной ко дню рождения Домициана. По ходу дела с лица Тита постепенно пропадал скепсис, и это полностью удовлетворило Луция.
— Вот потому-то я и позволил гречанкам и римлянкам так тесно сдружиться под водительством Лисандры. Раз уж ей суждено возглавить их в битве, пусть сплотятся кругом нее уже теперь!
— Но самой-то ей ты о своих планах еще не рассказывал? — пробормотал Тит.
— Еще нет, — кивнул Бальб. — Сегодняшняя заварушка лишь убеждает меня в том, что спешить с этим не стоит. Пока все знают только то, что мы будем расширять луд. Я предполагаю разместить гречанок и их окружение в новом крыле. Пусть упражняются в своем кругу. Скоро я привезу столько новых рабынь, сколько сумею достать. Фронтин выделил на это вполне достаточно денег.
— Звучит здраво, — согласился Тит. — Ну и кто будет обучать для Лисандры это, с позволения сказать, войско?
Бальб улыбнулся.
— Она сама и обучит, хотя полагаю, ей все же понадобится твоя помощь, Тит. В конце концов, тебя не на пустом месте прозвали Центурионом. — Он наклонился к собеседнику. — Если
— Не такое уж и беспроигрышное, — буркнул Тит. — А как же все те, кто погибнет?
Бальб подумал о том, что такая чувствительность была, конечно, похвальна. Однако денег на мягкосердечии, как известно, не сделаешь. Бойцы на арене неминуемо погибали, и наставнику это было отлично известно.
— Такова природа игр, Тит, — сказал Бальб.
— А до тех пор что?
— Будем вести дело как всегда. Я хочу, чтобы Лисандра по-прежнему участвовала в поединках, притом чем чаще, тем лучше. Зрители должны видеть ее. Придется Фалько эти два года вкалывать по-настоящему. — Сказав так, Бальб невольно представил себе восторг молодого устроителя игр от подобной перспективы. — А наших девиц надо не допускать друг до друга, пока я не переселю гречанок во вновь выстроенное крыло. Вот выпроводим их туда, тогда и вздохнем посвободнее.
Тит поднял чашу.
— Так выпьем же за успех!
XL
Когда Луций Бальб поведал о своих планах Лисандре, спартанка прониклась уважением к мудрости его суждений. Ланиста был совершенно прав. Никто, кроме нее, не мог должным образом возглавить и обучить войско. Еще она поняла, что его устами ей наконец-то явлен был замысел Афины во всей его полноте. Вот чему должно было послужить все ее воспитание, совершенное боевое искусство и глубокое понимание военной науки!
Сдерживая внутреннее волнение, она спокойно, коротко изложила новости своим подопечным и приняла как должное их единогласный восторг. Это лишь означало, что они были достойны общения с нею. Вдохновилась даже Даная, которой когда-то претила самая мысль о кровопролитии. На лице афинянки розовели шрамы, которыми наградила ее Сорина, и она рвалась отомстить.
— Да будет благословен любой случай избавить землю от этой мрази, — сказала она Лисандре. — Успех на арене сделал варварок не в меру наглыми и спесивыми. Нужно подсократить их число. Мы это сделаем!
Удивительное дело, но Лисандру царапнули такие слова. До знакомства с Эйрианвен она поддержала бы Данаю с чистой душой, но с некоторых пор ненавидеть варваров только из-за низкого происхождения сделалось для нее невозможно. При этом спартанка считала, что ее подруга была среди них редкостным и единственным исключением. Эта дочь самого дикого и грубого племени, какое только можно представить, поистине удивительным образом сочетала в себе телесное и духовное совершенство. Увы, Лисандра хорошо понимала, что заговорить об этом значило бы серьезно подорвать боевой дух гладиатрикс. Обязательства перед ними в очередной раз заслонили ее личные соображения.