Гладиатрикс
Шрифт:
Какая злая издевка! Он, бывший наставник смертников, был сам обречен погибнуть на арене. Да еще и без оружия! Позорная смерть для воина и мужчины.
Его первые дни за решеткой были наполнены всеми муками преисподней. Лишенный привычного снадобья, он бредил, метался, сходил с ума. Его тело и душа корчились в судорогах, выворачивались наизнанку. Прочие узники боялись подходить к нему, считали нубийца опасным лунатиком. Однако ничто в этом мире не вечно, и постепенно боль рассосалась. Впервые за долгие годы Нестасен увидел окружающий мир не сквозь
Жаль, но этот мир сузился для него до непотребного каменного закутка.
Сквозь прутья упала тень. Нестасен поднял голову, щурясь на яркий свет, потом кое-как рассмотрел человека, державшего факел.
— Катувольк? Ты, что ли?..
— Я.
Голос галла отдавал холодом. Рядом с ним стояли несколько здоровенных рабов с дубинками наготове.
Катувольк бросил за решетку разомкнутые кандалы и велел:
— Надевай.
Нестасен повиновался, сердце билось глухо и тяжело.
— Меня что, выпускают? — спросил он, не смея надеяться.
Катувольк скривился.
— Нет. Будешь драться.
— Ну да, пока меня не убьют.
Нубиец рывком развел руки, показывая тюремщикам, что оковы были и вправду застегнуты.
— Не знаю, — проворчал Катувольк, отпирая решетку.
В факельном свете его глаза показались Нестасену совсем черными.
— Надеюсь, что так, — продолжал молодой галл. — Моя бы воля, сам бы тебя и убил.
— Неужели ревнуешь? — осклабился арестант. — Получается, что она так тебе и не дала?.. Хотя понимаю, после меня эта цыпочка на других мужиков вряд ли посмотрит. Уж больно ей понравилось, как я ее на вертел насаживал.
Катувольк повернулся к нему, и удар кулака оборвал похабное хвастовство. Скованный нубиец не мог как следует защититься и упал на пол. Молодой галл успел наградить Нестасена несколькими пинками, потом стражники оттащили его. Бывший наставник кое-как сел и выплюнул изо рта кровяной сгусток.
— Чего доброго, она еще явится навестить меня напоследок, — зло поддел он Катуволька, поднялся и порадовался бессильной ярости, написанной у того на лице. — Я снова смогу насладиться лакомым кусочком, на который ты так долго облизываешься.
— Ну, пошел! — Стражник толкнул Нестасена вперед, заодно вклинился между ним и галлом.
Нубиец по-прежнему боялся поверить в свое освобождение, но его вывели из вонючего узилища в коридоры под ареной, и в нем заново проснулась надежда. Стражники не позволили Катувольку переломать ему ребра! Это могло означать только одно. Он действительно будет драться.
Коли так, то у него появится шанс отвоевать себе свободу.
Есть все-таки справедливость на свете.
— Нубийца переселили, — рассказал Катувольк Лисандре следующим утром. — Держат его отдельно, но ему позволено упражняться. Не годится, чтобы все выглядело так, будто мы его тебе на блюдечке поднесли, полуживого, прямо из заточения. Я бы, конечно, ему готовиться не дал, да кто меня спрашивал! Хочешь на него посмотреть?
Лисандра
— Ты что, шутишь? — огрызнулась она. — Видеть не хочу до того дня, когда настанет пора его убивать!
— А я вот думаю, тебе было бы полезно понаблюдать за ним, Лиса.
Ей показалось, что уменьшительное имя случайно сорвалось у него с языка, и она не стала перебивать.
Катувольк продолжал:
— Тебе кстати будет всякое преимущество, какое только можно заполучить. — Он сделал паузу и перехватил ее взгляд. — К тому же представь, что ты впервые после того раза увидишь его только на арене! Это запросто выбьет тебя из колеи. Лучше заранее привыкни к виду его паскудной рожи. Хотя, понимаю, это для тебя нелегко.
— В том, что ты говоришь, есть правда. Только из колеи меня не очень-то выбьешь. Я уже пережила то, что случилось!
Тут она, мягко говоря, отчасти преувеличивала, но Катувольку не было нужды знать все подробности.
— Что ж, пойдем и глянем на него. Но сперва я тут с тобой разберусь.
Спартанка взяла в руки парные мечи димахайры.
Сорина хмуро отвернулась. Она не один час наблюдала за тем, как упражнялась эта девчонка, и увиденное внушало ей беспокойство. Вслух амазонка отзывалась о способностях Лисандры с неизменным презрением, но в действительности было похоже на то, что победа над юной гречанкой потребует от нее нешуточных усилий. Лисандра становилась опасней день ото дня.
Сперва Сорине казалось, что появление Нестасена должно было сработать против спартанки. Пусть переживает, пусть перегорит еще до поединка! Теперь амазонка видела, что ее врагиню только подстегнуло возвращение насильника. Даже лютая ненависть не мешала Сорине восхищаться учебными боями спартанки. Бывшая жрица не давала никакого спуску могучему Катувольку. Она увертывалась от его ударов, утекала водой и сама била его, как хотела и когда хотела. Ну, почти.
Первой воительнице было ясно, что Лисандра вознамерилась повернуться лицом к преследовавшим ее страхам и делала это единственно возможным способом. Она собиралась встретиться со своим мучителем там, где он был сильнее всего, — на арене. Если спартанка выживет в поединке, то станет еще сильней, чем была.
А эта особа вполне могла выжить. Было очень даже похоже на то, что чернокожему гиганту несдобровать в схватке с ней.
Не без помощи все того же Катуволька арсенал боевых приемов Лисандры заметно обогатился. Галл не только давал ей бесценный опыт борьбы против гораздо более сильного и тяжелого соперника. Он еще и включил в разминку чисто мужские упражнения для развития силы, вроде поднятия тяжестей, и Лисандра без единой жалобы таскала железо. Вот и теперь, после изнурительного учебного боя с наставником, она почти без перерыва взялась за тяжелые железные чушки. Спартанка сцепила зубы и принялась раз за разом вскидывать груз над головой, а Катувольк повел счет подъемам.