Гладкое личико (сборник)
Шрифт:
Какой-то человек что-то говорил директору, суетясь словами и интонацией. Директор слушал, и по его лицу было заметно, что ему это неинтересно. У директора было такое выражение, будто ему тоже все надоело. Но не сегодня, как Алене, а лет двадцать назад. И с тех пор каждый день. Это было застарелое хроническое «надоело».
Что ему надоело? Работа? Нет. Он, похоже, любил и понимал свое дело. Мужчине дело не надоедает.
Жизнь? Нет. После пятидесяти люди понимают и ценят жизнь.
Может быть, он мучает женщину и мучается
Директор слушал человека, который что-то пришептывал и приплевывал ему на ухо – доказывал, что он тот самый гений, которого ищут, ищут, не найдут. Директор, должно быть, слышал это не раз. Ему хотелось сказать: «Да замолчите вы, надоело». Но перебивать было неудобно. Он слушал терпеливо, и глаза его были свинцовые...
Алена поднялась со стула. Переходила глазами от одной головы к другой. Николаева не было. Она сначала почувствовала, что его нет, а потом уж увидела, что его действительно нет. Пропустить его она не могла. Значит, его нет и не было.
Алена протиснулась к директору и спросила:
– А где Николаев?
Директор посмотрел на Алену, будто она была движущийся предмет. Не «кто», а «что».
– Какой Николаев? – не понял директор.
– Из отдела технической информации, – подсказали за спиной.
– А... Николаев, – вспомнил директор. – А в самом деле, где Николаев? Почему его нет?
– Может, забыл? – предположил тот, что нашептывал.
– Ну, нет... – сказал другой.
– Почему же нет? – оживился директор. – Вполне мог и забыть. Молодой человек, а никакой ответственности. Никакого тщеславия!
– На себя лучше посмотрите, – обиделась Алена.
– В каком смысле? – Директор посмотрел на Алену. В его глазах обозначилось любопытство.
– Он схему три месяца чертил, а вы ее потеряли.
– Какую схему?
– Ну не схему... Чертеж... Он с утра до вечера над ним сидел, только про него и говорил. Всю голову своим чертежом заморочил. А вы потеряли.
– Я?
– Ну, не вы. Кто-то из ваших. Тоже начальник.
– Как же так?
– А я откуда знаю? Наверное, положил куда-то, а куда – забыл. Может, в такси оставил, пьяный был...
– А почему я об этом ничего не знаю? Где Николаев?
– Я первая спросила.
Директор оглядел присутствующих.
– Я его сегодня не видел, – сказал один.
– Может, заболел, – предположил другой.
– Заболел... – задумчиво догадалась Алена. – У него хроническая пневмония. Он вообще простудливый.
– А вы ему кто? – спросил директор.
– Я ему никто, – вспомнила Алена. – С сегодняшнего дня... А то, что он диссертацию не пишет, так это даже честнее. Сейчас все пишут, как летописцы. Всеобщая грамотность. Палкой кинешь, в кандидата попадешь.
Директор смотрел на Алену без раздражения, как лев на кошку. Может быть, почувствовал их родственность, ведь в конце концов – лев тоже кошка.
– Ну, я пойду, – предупредила
Перед тем как скрыться за дверью, обернулась и тщательно попрощалась с секретаршей.
...Телефона у Николаева не было. Он жил в новом районе, и телефон здесь планировали на 1979 год.
Дверь отворила мамаша Николаева. Это была кокетливая старуха. Вечная женщина. Алена про себя называла ее «жабка» – уменьшительно от слова «жаба». Жаба – грубо. А жабка – как раз.
Николаев был связан со своей мамой таким образом, будто ему при рождении забыли обрезать пуповину, и у них до сих пор общее кровообращение. Николаеву шел тридцать второй год, но он был пристегнут к жабкиной юбке большой английской булавкой.
Таких мальчишек в своем отрочестве Алена дразнила «мамсик». У них во дворе жил такой. У него, наверное, было какое-то имя, но его никто не знал. Все звали его «мамсик».
Иногда Николаев устраивал бунт и исчезал. Жабка не волновалась. Она знала: ее бре-ке-кекс вернется в болото, она накормит его червями и личинками и сама приведет ему дюймовочку. Так оно и бывало!
Однажды жабка сказала Алене: «У меня в вашем возрасте уже было двое детей». Алена ее поняла. Она хотела сказать: «Выходите замуж, обзаводитесь семьей, а не теряйте времени возле моего сына. Все равно у вас с ним ничего не получится».
Алена и жабка не нравились друг другу. Без причин. Просто не совпадали электрические поля. А может быть, была причина: Николаев. У них был один объект любви, и каждой хотелось владеть им безраздельно.
– Здравствуйте, – поздоровалась Алена.
– Добрый день, – отозвалась жабка, несколько удивившись появлению Алены и ее боевому оперению.
– А Саша дома? – спросила Алена.
– Саша на работе, – ответила жабка очень вежливо и даже как бы сострадая, что Алена до сих пор не обзавелась семьей, а бесперспективно бегает за ее сыном.
– Его на работе нет. Я только что оттуда.
– Не знаю. Во всяком случае, мне он сказал, что он ушел на работу.
Алене захотелось сказать: «Жаба». Но она справилась с желанием и сказала:
– До свидания.
Алена спустилась пешком до первого этажа. Вышла на улицу.
Двор перед домом был засажен зеленью. Высокая костистая старуха широко шагала, как послушник, тащила за собой шланг.
Алена остановилась в раздумье. Николаев пошел на работу и не пришел на работу. Значит, что-то случилось. Может быть, он попал под машину?
Она подняла голову, разыскивая глазами окна Николаева.
Жабка маячила в окне, и даже отсюда были видны ее остановившиеся встревоженные глаза. Видимо, ход ее мыслей был тот же, что и у Алены. Определенные ситуации рождают определенный штамп мышления.
– Вера Петровна! – позвала Алена.
Жабка тут же высунулась в окно.
– А вы не знаете, где бюро несчастных случаев?