Гламур
Шрифт:
Поэтому для нас, обывателей, в более разумных статьях и описывается более разумная (понятная) модель: «Эти браки успешны, стабильны и полноценны, потому что неравный брак — это роскошь людей состоявшихся, которые всегда могут сказать окружению: я так хочу!»
Итак, общественное мнение (пока) склоняется к следующей идеологической конструкции. Неравный брак социален, это гламурный способ потребления брачного партнера. Он доступен только состоятельным людям.
Общественное одобрение или осуждение такого рода союзов связано с традиционным взглядом на «можно» и «нельзя». Что мужчине можно (направлять более слабого партнера, руководить им и властвовать), то женщине нельзя; что девице можно (разделить с мужем заработанное им состояние), то юнцу
Очевидно, взгляд этот груб и слишком «плавает по поверхности». Ясно одно — за последние пятнадцать-десять лет чрезвычайно изменилось само понятие «удачный брак» и чрезвычайно изменился брачный рынок.
Крестьянский брак
«Мы с 43 года учились раздельно. В 46 году даже выпускные вечера в мужских и женских школах было решено проводить с разницей в день. И вот представь себе Красную площадь, по которой ночью гуляет пять тысяч девственниц в белых платьях. Такого больше никто никогда не увидит. Время изменилось безвозвратно», — так говорила мне Мирра Вениаминовна Загорянская (вдова маршала авиации В. Н. Тимошенкова). Вот эти пять тысяч девственниц в белых платьях, на мой взгляд — идеальная метафора советского брачного рынка. Мирра Вениаминовна написала мемуары, и каждая страница этого интереснейшего труда посвящена, в сущности, одной теме — феномену неравного супружества. Всю свою жизнь Мирра Вениаминовна оценивает именно с точки зрения брачной карьеры.
Супруг ее был чрезвычайно популярен в артистических московских кругах — насмешливый и наблюдательный собеседник, неутомимый, радушный и хлебосольный хозяин, средоточие блестящего дружеского кружка. В этом кругу маршал (помимо всех прочих своих безусловных заслуг) был широко известен еще и тем, что послужил прототипом авиатора Уфимцева из фильма «Добровольцы». Все в его судьбе совпадало со сценарием — даже знакомство с Миррой Вениаминовной на Красной площади. Действительно, в ночь выпускного бала юная Загорянская в белом платьице смело подбежала к Василию (сверкающий мундир, две звезды Героя Советского Союза) и пригласила его на свидание.
Единственно, событие произошло не до начала войны, как в фильме, а после ее окончания. Сорокавосьмилетний маршал шел по Красной площади один, после кремлевского банкета. «Мы, выпускницы 46 года, — говорила Мирра Вениаминовна, — как институтки-смолянки, занимались „обожанием“ учителей-фронтовиков, подкладывали им в карманы пальто надушенные платочки, сухие цветы, писали признательные записки. Вот я и поспорила, что посмею предложить Герою Советского Союза встретиться со мной. По правде сказать, мне очень хотелось сделать хорошую партию».
Мирра Вениаминовна считает, что ее тяга к брачной карьере скорее типична для сегодняшнего времени, на советском же брачном рынке безраздельно царствовал крестьянский брак.
Что такое «крестьянский брак»? Это союз двух ровесников, одинаково стоящих в самом начале своего жизненного пути. Они могут предложить друг другу только свою молодость, свою работоспособность и надежду, что совместными трудами обретут в итоге некоторое благополучие. Купят сначала холодильник, а потом телевизор. «Крестьянский брак» был не просто одобряем обществом, он считался удачным и даже более того — идеальным браком, ибо предполагалось, что эти браки заключаются по любви, и это одно из важных социальных завоеваний. Подчеркивалась свобода выбора, лишенная корыстных мотивов. Абсолютное бескорыстие партнеров, казалось бы, являлось доказательством истинности чувств, скрепляющих союз. Потому что иначе жениться было НЕЗАЧЕМ.
«Это иллюзия, — говорит Мирра Вениаминовна, — „крестьянские браки“ самые равнодушные браки в мире. Молодые люди соединяются в пару, вроде бы испытывая симпатию друг к другу. Но цель брака — в совместном выживании. И поэтому партнер подсознательно выбирается не по совокупности личных черт, а по наиболее полному совпадению с социальной нормой. Идеальный партнер — это человек наиболее понятный,
«Фильм „Москва слезам не верит“, — продолжает Мирра Вениаминовна, — вот наиболее стройная модель советского брачного рынка. Только фильм несмелый и потому лживый. Там три подруги. Одна выбирает крестьянский брак. Вторая, которую играет Муравьева, хочет сделать хорошую партию. И создатели фильма ее унижают, заставляют претерпеть жизненный крах. Наконец Алентова сама становится хорошей партией — тут бы ей и награда. Но вместо славного молодого парня ей подсовывают обманку, картонного дурилку».
Мирра Вениаминовна не любит образ слесаря Гоши — настолько не любит, что прямая речь далее невозможна. Думает же Мирра Вениаминова вот что: Баталов играет не слесаря-интеллектуала, а чучело слесаря-интеллектуала, потому что сорокалетних слесарей с надеждой в глазах не бывает. Отказ от социальной игры смиряет, и человек довольствуется своей долей. Это вовсе не значит, что он плохо себя чувствует — он удовольствовался, он — доволен. У него есть множество радостей и достижений в жизни, но менять свою жизнь он не хочет и не может. Гоше, чтобы стать настоящим, а не придуманным, должно быть лет двадцать пять. И если бы сценаристы пошли на это, «Москва слезам не верит» стала бы первым честным фильмом о счастливом неравном браке.
Мужская версия
Мужская версия неравного брака обдумана и описана, освящена литературной традицией. Что тут обнаружишь нового? Мужчина — единственная действующая модель машины времени — может прыгать через поколения. Единственно, я хотела бы рассказать две маленьких истории, которые произвели на меня особенное впечатление. Это даже не истории — так, детали.
В одном из поселков, что расположены по Рублевскому шоссе, стоит красивый дом фисташкового цвета. Он окружен надворными постройками — есть и гараж, и коттедж для прислуги, и банный комплекс (просто баней это сооружение никак не назовешь), и домовая церковь. Владеет усадебкой известный русофил и меценат князь Д-н.
Московским газетам князь интервью никогда не дает; однако изредка встречается с журналистами в провинции — в тех черноземных областях (Липецкой и Воронежской), где учреждены его попечениями четыре земские гимназии — с православным уклоном и раздельным обучением мальчиков и девочек. Гимназии хорошие и красивые, в одной из них я была. В девическом классе обнаружила плакат: «Спасем мальчика, сохраним мужчину — сохраним государство».
А в кабинетах для мальчиков другая наглядная агитация: «Спасем в девочке красоту, нежность, целомудрие — спасем семью». И тут же, на стенке, парадные фотопортреты всех учениц — девицы сняты в кокошниках. Вот про важность раздельного обучения князь и рассказывает журналистам, ибо главной опасностью, грозящей национальному здоровью России, считает ранние браки, заключаемые молодыми людьми-сверстниками «со скуки», и, не дай Господь, сразу после окончания школы. Десять (как минимум) лет разницы между мужем и женой — вот, по мнению князя, залог репродуктивного благоденствия страны. За эти десять лет мужчина должен так устроиться, чтобы иметь возможность содержать молодую неработающую жену.
Нужно сказать, слова князя не расходятся с его делами, потому что он устроился так, что содержит четырех неработающих жен. Не думайте дурного — никакого гарема. Три жены бывшие, и одна настоящая. И каждая новая — моложе и прелестней предыдущей.
Дело в другом. Дело в домовой церкви. Она чудесно расписана с пола до потолка, и один из сюжетов росписи — благолепные изображения князя и его супруги. Хозяин с хозяйкой, Сам и Сама стоят, склонив головы, встречая крупного клирика, приехавшего освятить домовый храм. Такой сюжет. И вот, уже третий раз вызывает князь художника из иконописной мастерской и заставляет его переписывать хозяйкин лик — чтобы всякий раз рядом с ним стояла действующая жена, а не бывшая.