Гламур
Шрифт:
— Нахожу, — ответил Грей, испытав внезапное раздражение.
— Неужели вы совсем ее не помните?
— Совершенно.
— Нет даже смутного ощущения, что вы могли ее видеть?
— Нет.
— Сказала она вам что-нибудь о том, что произошло между вами?
— Нет.
— Я вот что думаю, Ричард. Возможно, это была размолвка, ссора, травмировавшая вас настолько, что вы затем пытались похоронить даже память о ней. Такая реакция была бы совершенно нормальной.
— Пусть так, — сказал Грей, — но я не понимаю, какое это имеет значение.
— Причиной вашей амнезии
— Какая разница, так это или нет?
— Если она появится, возможно, вы подсознательно захотите загнать свои воспоминания еще глубже.
— Вчера я этого не почувствовал. Наоборот, возникло желание узнать ее получше. Мне кажется, она может быть полезной, напомнить то, что я не могу вспомнить сам.
— Да. Но вы должны понимать — и это важно, — что сама по себе она вас не излечит.
— Но вреда-то не будет?
— Увидим… Если вы захотите поговорить со мной после этой встречи, я к вашим услугам до конца дня.
Раздражение Грея не прошло и после ухода Вудбриджа. Ему казалось, что должно быть пусть небольшое, но все-таки вполне определенное различие между его частной жизнью и историей болезни. Иногда он думал, что лечившие его доктора видят в его амнезии всего лишь некий вызов им как специалистам, не имеющий отношения к его реальной жизни. Если Сьюзен в прошлом действительно была его подружкой, значит, они знали друг друга довольно-таки близко и воспоминания о ней, очевидно, тоже имеют сугубо личный характер. Вудбридж своими вопросами откровенно вторгался в его личную жизнь.
Несколько минут спустя, захватив недочитанную книгу, Грей выехал из палаты и покатил к лифту. Он спустился на террасу и направился в самый дальний ее конец. Место было выбрано не случайно: он оказался на приличном расстоянии от прочих пациентов и к тому же получил возможность наблюдать за большей частью парка и автомобильной дорогой, ведущей от шоссе к парковочной площадке для посетителей клиники.
День был холодный и серый, небо все плотнее затягивалось низкими облаками, надвигавшимися с северо-запада. Обычно море хорошо просматривалось с террасы, поблескивая между деревьями, сегодня же все было окутано унылой дымкой.
Грей устроился читать, но ветер оказался задиристым. Помучившись несколько минут, он вызвал дежурную медсестру и попросил у нее одеяло. Прошел час, и пациенты потянулись внутрь.
Периодически прибывали машины, с ревом взбираясь по крутой дороге. Подъехали две кареты «скорой помощи» с новыми пациентами, несколько фургонов, много легковушек. С каждым новым автомобилем волнение Грея росло. Полный нетерпения и надежды, ждал он появления своей новой старой знакомой.
Ему никак не удавалось сосредоточиться на книге, и утро тянулось бесконечно. Было холодно и неуютно, и чем ближе к полудню, тем сильнее поднималась в нем обида. В конце концов, она ведь обещала и должна была догадываться, как много эта встреча для него значит. Он принялся изобретать для нее оправдания: она решила взять автомобиль напрокат, но вышла задержка; машина по дороге сломалась; произошла авария. Но
С беспомощным эгоцентризмом инвалида он не мог думать ни о чем другом.
Приближался час дня — время ленча, и Грея вскоре должны были отвезти в столовую. Он понимал, что, даже если Сьюзен приедет в ближайшие минуты, они уже не смогут побыть вместе долго: в два в любом случае он должен отправляться на физиотерапию.
Было без пяти час, когда какая-то машина свернула на дорогу, ведущую к клинике. Грей разглядывал ее серебристую крышу и окна, в которых отражалось небо, с твердой уверенностью, что Сьюзен приехала именно в этой машине. Его напряжение достигло предела.
Она появилась на террасе вместе с одной из сиделок, сестрой Брикон. Обе женщины подошли к нему.
— Подают ленч, мистер Грей, — сказала сестра. — Позвать санитара, чтобы он вас отвез?
Взглянув на Сьюзен, он сказал:
— Не стоит. Я сам доберусь. Буду через пару минут.
— Я ненадолго, — обратилась та скорее к сестре, чем к Грею.
— Не возражаете, если я передам, что вы тоже останетесь на ленч?
— Нет, благодарю.
Медсестра несколько секунд молча разглядывала их, потом кивнула и удалилась.
— Простите, Ричард. Сожалею, что не смогла приехать раньше.
— Что-то случилось?
— Мне пришлось задержаться в Кингсбридже.
— Я прождал вас все утро, — сказал он.
— Я знаю. Мне действительно жаль.
Она присела на покрытый керамической плиткой парапет террасы. На ней была цветастая юбка с белой кружевной отделкой. Полы ее светло-коричневого дождевика разошлись, обнажив стройные лодыжки с натянутыми поверх чулок тугими гольфами.
Она сказала:
— Напрасно я с утра позвонила в студию. Тут же возникло множество проблем.
— В студию?
— Ну да, на работу. Я — свободный художник, сотрудничаю с одной дизайнерской студией и должна бывать там три дня в неделю. Это моя единственная постоянная работа. Думала, вы помните.
— Нет, не помню.
Она наклонилась, чтобы взять его за руку. Грей угрюмо уставился в землю, невольно заметив, что уже во второй раз ощущает враждебность по отношению к этой женщине.
— Сожалею, — пробормотал он.
— Это еще не все. Сегодня мне обязательно надо вернуться в Лондон.
Когда он поднял взгляд, она добавила:
— Я все понимаю. Постараюсь приехать на следующей неделе.
— Не раньше?
— Я правда не могу. Все так сложно. Мне нужны деньги, и я должна держаться за свое место. Если я их подведу, они найдут другого художника. Работу ведь получить непросто.
— Хорошо. — Грей попытался справиться с разочарованием и дать мыслям правильный ход. — Знаете, о чем я думаю уже целые сутки? Мне хотелось бы вас разглядеть.
Он уже заметил, что она редко поворачивается к нему лицом, чаще сидит вполоборота или низко склонив голову, и тогда распушенные волосы полностью закрывают ее лицо. Сначала он принял это за своего рода привлекательную манерность, застенчивость или скрытность, но ему хотелось увидеть ее такой, какой она была на самом деле.