Гламур
Шрифт:
— Где он? Где именно?
— Эй, ты, тупой недоделок, здесь я! — Найалл, размахивая руками, приближался к тебе.
Внезапно голос его сделался сильнее, чем обычно. За последние несколько секунд и облако его стало заметно тоньше. Сейчас оно выглядело как никогда разреженным. Он замахнулся ногой, целясь тебе в голень. Ты отскочил в изумлении и пристально посмотрел на то место, где стоял Найалл. Сейчас он был гораздо ближе к подлинной видимости, чем я полагала для него возможным. И тут я поняла, что ты можешь видеть его — если не вполне ясно, то хотя бы некую смутную тень. В смятении ты развернулся кругом, отшвырнул Найалла, рванул
Я мешком повалилась на кровать и расплакалась. Минуты тянулись мучительно долго. Я слышала, как Найалл двигается по комнате, но не желала его замечать. Когда я в следующий раз взглянула на него, он стоял одетый, в своем павлиньем наряде, с видом вызывающим и потрясенным одновременно.
— Думаю, мне лучше позвонить позже, Сьюзен, — сказал он.
— Не смей! — крикнула я сквозь слезы. — Я не желаю тебя видеть. Никогда!
— Он не вернется, ты же знаешь.
— Мне все равно! Я не желаю видеть ни его, ни тебя! Убирайся отсюда сейчас же!
— Позвоню, когда ты остынешь.
— Я не возьму трубку! Иди к черту и не возвращайся никогда!
— Я покончу с Греем! — сказал Найалл тихим и особенно зловещим голосом. — Ты тоже, вероятно…
— Бога ради, заткнись и убирайся!
Я вскочила с кровати, открыла дверь и вытолкала его вон, несмотря на сопротивление. Потом я закрылась на задвижку. Он начал барабанить в дверь и в чем-то меня убеждать, но я не слушала. Я смертельно устала. Я проклинала всех троих — себя, тебя, Найалла.
Много позже я заставила себя одеться и вышла на улицу подышать воздухом. И тут я неожиданно обнаружила, что стала видимой.
За то время, что мы с тобой были вместе, я почти привыкла к этому ощущению видимого существования в реальном мире. Но сейчас я была одна, и рядом не было никакого другого облака, из которого я могла бы черпать энергию. Значит, видимость стала моим нормальным состоянием. Это ощущение было странным и немного возбуждающим, словно я вышла в новом наряде.
Вернувшись домой, я попыталась снова погрузиться в невидимость. Это далось мне гораздо труднее, чем я ожидала. Я едва верила чуду. Как только я расслабилась, я тут же снова сделалась видимой. К вечеру я уже была твердо уверена, что получила все, чего добивалась. Злая ирония судьбы: только потеряв тебя, я обрела то, к чему так долго стремилась, — видимость. Но я это заслужила.
Все это случилось в тот самый день, когда взорвался автомобиль-бомба, но еще долгое время я ничего не знала. Оглядываясь назад, я думаю, что взрыв, вероятно, прозвучал, когда я была на прогулке, однако ничего особенного я в тот момент не услышала: в Лондоне всегда шумно, кроме того, между нашими районами лежит возвышенность Хэмпстед-Хит, которая экранирует звуки. Телевизора у меня нет, газет я не читаю, а в тот день я была к тому же слишком озабочена собственными проблемами. Вечером я занялась заказом и проработала за чертежной доской до поздней ночи.
На следующее утро я отправилась в Вест-Энд, в студию, и по дороге из газетных стендов и заголовков узнала, что накануне взорвался автомобиль, что это случилось возле полицейского участка в северо-западной части Лондона, что шесть человек погибли и еще несколько серьезно ранены. Мне и в голову не приходило, что ты мог оказаться в числе пострадавших. В той газете, которую я купила, имена жертв не назывались, и твое исчезновение не вызвало у меня никаких подозрений, поскольку я и не предполагала скоро тебя увидеть. Если не считать естественного
Я не видела Найалла почти неделю. Потом однажды днем он появился возле моего дома. Он даже не попытался воспользоваться своим ключом и позвонил в дверь на улице. Я вышла к нему. Он выглядел подавленно и как-то забито. Его появление не вызвало у меня никаких эмоций. О взрыве я к тому времени почти забыла. Он сказал:
— В дом я не войду, Сьюзен. Мне не давала покоя мысль, как ты восприняла новость.
Я сказала, что не представляю, о чем речь. Он стоял с виноватым видом.
— Я шел мимо и подумал, что должен заглянуть. На тот случай, если ты вдруг захочешь мне что-нибудь сказать.
— Нет, сказать мне нечего. О какой новости ты говорил?
— Ты, очевидно, не слышала. Я все думал, знаешь ты или нет. Вот, лучше прочти сама.
Он протянул мне туго свернутый номер «Тайме». Я стала разворачивать газету.
— Не сейчас, — поспешно остановил меня Найалл. — Прочтешь, когда я уйду.
— Это о Ричарде? — спросила я. — Плохие вести?
— Поймешь сама. И вот еще что. Ты часто говорила, что хотела бы почитать что-нибудь из моей писанины. Я тут набросал кое-что для тебя. Когда прочтешь, можешь выбросить. Или сохрани, но мне не возвращай. Не хочу я больше это видеть.
Он протянул мне картонную папку, заклеенную прозрачной лентой.
— Что случилось с Ричардом? — спросила я, уже наполовину развернув газету.
— Там все написано, — ответил Найалл.
Он повернулся и быстрым шагом двинулся прочь.
Я засунула папку под мышку и, стоя в дверном проеме, прочла от начала и до конца все, что было в газете. Информация о взрыве была на первой странице с продолжением еще на нескольких листах. Так я узнала наконец, что же с тобой случилось. Этот номер вышел через два дня после происшествия, так что сам взрыв перестал быть главной темой. К тому времени событие обросло последствиями: полиция охотилась за террористами, в политических новостях сообщалось о чрезвычайных мерах безопасности, вводимых Министерством внутренних дел, а на второй странице печатались последние сведения о состоянии здоровья пострадавших. Я узнала, что вы — ты и еще несколько человек — лежите в отделении интенсивной терапии под охраной полиции, что один из террористов тоже ранен, а его товарищи угрожают расправиться со всеми, кто уцелел после взрыва, называя их «свидетелями». Из-за этого все сведения о местонахождении жертв, даже название больницы, где ты лежал, держали в строгом секрете.
Потом я покупала все газеты, которые писали об этом событии, и следила за всеми сообщениями на эту тему. Ты пострадал сильнее остальных и намного дольше находился в тяжелом состоянии. Я понимала, что при известной настойчивости могла бы получить разрешение посетить тебя гораздо раньше, но я искренне опасалась, что после нашей последней ссоры мое появление скорее причинит тебе вред, чем пользу.
Мало-помалу интерес к теме остыл, и о твоем выздоровлении продолжала время от времени сообщать только одна малоформатная газета. Они называли эти заметки «Историей Ричарда Грея». Из этой газеты я и узнала, что тебя перевезли в клинику для выздоравливающих на западе страны. В газете говорилось и о том, что ты частично потерял память. После долгих раздумий я набралась наконец храбрости и сделала попытку повидать тебя. Я полагала, что хотя бы в этом смогу быть полезной. Я позвонила в газету, и они организовали все остальное.