Шрифт:
Темно. Здесь очень мрачно и темно. Густая чернота обволакивает мой разум, затягивая его в беспроглядный омут, шипением и треском проникающий в меня, вынуждающий ослабить сопротивление и сдаться на волю бушующей пустоты. Я не могу пошевелиться, тело уже будто бы мне не принадлежит; нечто подо мной проседало, поглощая, укутывая меня, тепло и мягко. Тишина с дребезгом разбилась, множеством тонких осколков разлетаясь по чернильному пространству, подобно остриям раскаленных спиц вонзаясь в кожу. Боль обжигающе пролилась внутрь, попадая в кровь и сливаясь с моим естеством. Мне хочется кричать, но я не могу даже пошевелиться, точно скованный незримыми оковами, парализующими
Хлопок.
Сознание поплыло, возникшие в темноте бледные всполохи медленно гаснущих разноцветных пятен плавно закрутились в дребезжащие спирали, тая в чернильной мгле. Вдалеке я увидел тени, они плыли, мерно пульсируя мерклым зеленоватым светом вокруг полупрозрачных контуров. Безликие и бездушные они могли лишь убивать. Сердце бешено колотилось, я не хочу, чтобы они приближались ко мне; все внутри вопило, чтобы я бежал, однако не дрогнул даже палец. Парящие тени становятся ближе, что я различаю их глухой потусторонний шепот, являющийся пока еще только размытым сухим треском, в котором лишь отдельно угадываются знакомые моему слуху слова. Мне показалось, что тени приобрели более ясные очертания, а на их размытых образах появились почти неразличимые лица.
Они видят меня.
Их взгляды становятся яркими и отчетливыми, они сквозят пониманием и добротой, ласковым шепотом обещая мне успокоение и спасение от боли и моего вечного проклятия. Они обещают забрать все мои тревоги, забрать тоску и то, что сделало меня таким. Нежно нашептывают о возможности спастись, раствориться в их свете и доброте. Забыть об одиночестве. В замешательстве я вглядывался в бледные нереалистично яркие глаза теней, броско выделяющиеся на их сочувственных лицах. Они тянули ко мне длинные тонкие пальцы, словно желая утешить. Их голоса успокаивают, я умерил дыхание, пытаясь разобрать мягким потоком стелящиеся слова, бережно уносящие страх и отчаяние из моей души.
Тело мое расслабилось, сопротивление толчками покидало его. Зачем противиться? Какой же я был глупый, я был слеп! Они хотят помочь мне, хотят защитить и подарить то тепло, коего я давно не знаю там, в другом мире. Реальном мире. Тени хотят забрать меня в тишину и покой, где я буду ощущать лишь умиротворение, где навсегда исчезнут одиночество и боль. Почему я этого не понимал? Зачем гнал их от себя каждую ночь, о, дурак, я так долго противился тому, чего желал больше всего. Они приходили не для того, чтобы причинить мне зло, а чтобы помочь обрести так желанное мне умиротворение. Треск и шипение исчезли, теперь я различал их переливчатые голоса, звучащие в уже не кажущимся мне враждебном сумраке сладкой убаюкивающей музыкой. Тени подплыли почти вплотную. Страх исчез.
Они лишь пытаются избавить меня от одиночества.
Путы с тела осыпались сверкающим прахом, и я протянул руку навстречу приближающимся теням, ощущая, как внутри все наполняется радостью и неведанным мне ранее восторгом, тело становится легким, а навязчивый противный голос разума меркнет, убаюканный призрачной мелодией трепетных голосов. Они зовут меня по имени. Прекрасный звук. Их зов полон любви, они тянут руки в ответ, и я знаю, стоит мне добраться до них, бережные объятия даруют мне спасение. Тонкие пальцы почти касаются моего лица, и почему-то мне показалось, будто это легкое полуприкосновение принесло обжигающую боль. Нет, это неправда, очередная уловка моего проклятого дара, желающего лишь терзать меня, бросая с каждым месяцем во все большую муку. Голоса обещают избавить меня от этого.
Им хочется верить.
Я делаю шаг навстречу, желая скорее погрузиться в их любовь; руки потянулись ко мне, стремясь коснуться, обнять,
Проснись!
Звонкий мой собственный голос прорезал свет, заставляя его дрогнуть и пойти рябью мутных гнилостных оттенков, дыхнув мне в лицо прелым запахом плесени и затхлых тряпок. Я ощутил расползающееся внутри раздражение. Кто мешает мне? Голоса надломились, скрежетом отдавшись у меня в груди. Их божественная песня с хрустом растоптанного стекла прорвалась осколками в мой разум, заставляя меня взвыть от пронзившей неистовой боли, наполнившей тело, готовой разорвать его, испепелив мою душу в потустороннем огне. Тени зашипели, почти касаясь меня острыми когтями, прорезавшимися из их пальцев. Холод парализовал меня, смешиваясь с пульсирующим огнем страдания. Нет, я не хочу! Пусть все это прекратится!
Разве ты ничего не можешь? Ты трус! Проснись!
Меня охватила гулкая тоска по мраку. Я возжелал, чтобы тени, наконец, добрались до меня, оборвали мое непрекращающееся страдание. Что я почувствую, когда они коснутся меня? Покой или муку? А может быть, просто рухну замертво, не успев даже понять, что произошло? Тысячи далеких голосов продолжали звать меня, шепча о тщетности моей жизни и жизни людей вообще. Тени вновь и вновь повторяли мое имя. Притаившаяся в собственном логове смерть. Злость затопила меня. Чернильные твари начали плавиться, осыпаясь легкой дымкой пепла, их визг разнесся по пустоте, наполняя меня, заставляя гнев в душе возгораться еще сильнее. Тьма над моей головой пошла глубокими трещинами, осыпаясь мне на голову, и в появившиеся разломы хлынул солнечный свет, сжигая дотла верещащих сущностей.
Я открыл глаза.
– Господин Сейджи! Вы проснулись? У вас назначена встреча!
Настойчивый, но почтительный стук в дверь снова повторился, и я неразборчиво что-то крикнул в ответ, после чего горничная ушла, ее шаги стихли на лестнице. С шумом выпустив воздух из легких, я приподнялся на постели, глядя на просачивающиеся сквозь плотные шторы лучи восходящего солнца, сверкающими искрами осыпающиеся на пол. Опять. Я вижу эти сны практически всю жизнь. Пришедшие в год моего шестилетия тени с тех пор не оставляют меня, проникая в подсознание, едва я пытаюсь заснуть. Они являются в чистых обликах или же сменяют образы, воплощая мои потаенные кошмары и пытаясь добраться до меня через лица знакомых мне людей. Иногда мне даже становится смешно. И от абсурда происходящего, и от тех видений, что пробуждают во мне тени.
Поначалу это пугало, заставляло разум сжиматься, стремясь скрыться от происходящего, его поглощала паника и дикий страх. Тени лишь немногие из тех, кто покушаются на хрупкое и открытое сознание духовидцев. Когда мною впервые попытался завладеть дух, меня охватила яростная боль, равной которой я не испытывал прежде. Перед глазами вспыхнули огненные искры, и я упал на колени, судорожно хватая ртом воздух, словно бы кто-то невидимый нанес мне сокрушительный удар в живот, после пролив на голову чан с расплавленным свинцом. Тогда я был счастлив потерять сознание, лишь бы оборвать сводящую с ума боль, только ничего так и не вышло. Я пережил это от начала и до конца.