Главбух и полцарства в придачу
Шрифт:
– Тетенька, – верещала я в трубку, – неужто нас не помните? Галька и Танька. Из деревни мы, к вам приехали пожить, месяца на четыре.
– Да ну? – дрожащим голосом спросила несчастная.
– Ага, – подтвердила я, – гостинцы у нас, кабанчик живой.
– Живой?! – ужаснулась бедняга.
– Именно, – продолжала я, показывая кулак хихикающей Томочке, – живее не бывает.
– Господи, – пролепетала бедная, очевидно, интеллигентная незнакомка, – что ж мне с ним делать?
– Ветчину и тушонку, – подсказала я.
– Боже?! – воскликнула несчастная. – С ума сойти.
– Не
– Почему к десяти? – только и сумела вымолвить вконец замороченная тетка. – Сейчас же два часа дня!
– Так дядя Ваня с Танькой в баню потопали, – выдала я, – вши у них, хотят от паразитов избавиться, а то чесаться надоело.
До сих пор не знаю, поехала ли ни в чем не виноватая женщина на Курский вокзал и как долго она там разыскивала здоровенного мужика с двумя подростками и верещащей свиньей. Надеюсь, что у нее все же хватило ума не ездить. Лично я бы ни за какие коврижки не пустила к себе таких родственничков.
Наверное, незнакомка сообразила, что ее разыграли наглые школьницы. Подчас нам с Томочкой взбредали в голову редкостные глупости, но позвонить по телефону и, услыхав женский голос, сообщить о супруге-изменнике? Нет, на такое мы не были способны, вот с кабанчиком вышло классно!
Я улыбнулась воспоминаниям. Тома с тревогой спросила:
– Что с тобой?
– Помнишь, как мы в детстве обманули довольно приятную особу: дядя Ваня и Танька со вшами, кабанчик в мешке…
Томочка расслабилась.
– Да уж, та женщина и впрямь оказалась очень милой. Другая бы стала орать и грозить милицией. Ты сама, услышь такое, что бы сделала?
– Ну… сложно сказать.
Она прищурилась.
– А то я тебя не знаю! Небось начала бы кричать и ругаться.
– Вполне вероятно, – усмехнулась я, – а может, вспомнила бы, что сама такой была, и подыграла бы детям. Олег давно убежал?
Вопрос явно риторический. Куприн, как правило, уносится из дома около восьми. Сама не понимаю, отчего решила спросить у Томы про моего майора. Но подруга, воскликнув: «Ой, горит!» – бросилась к тостеру.
Я удивилась, этот прибор имеет обыкновение отключаться автоматически, и сейчас на кухне совсем не пахнет гарью. Но не успела я высказать недоумение вслух, как раздался звонок в дверь.
Я пошла на зов и обнаружила на пороге своего папеньку с большим чемоданом в руке.
– Здравствуй, доча, – радостно воскликнул Ленинид и распростер объятия, – иди сюда, поцелуй папку!
Я тяжело вздохнула. Все ясно, он принял на грудь хорошую дозу спиртного, в нем уже не меньше бутылки. Если Ленинид «скушал» сто пятьдесят граммов, он просто глупо улыбается и мерзко прихихикивает, а когда опрокидывает в себя около двух стаканов, начинает меня целовать. Я же терпеть не могу объятий вообще, а уж пьяных в особенности.
– Тебя Наташка выгнала, – констатировала я, бросая взгляд на
Папашка заморгал, потом с укоризной воскликнул:
– Ну доча! Не любишь ты меня совсем! Глянь-ка, что я принес.
С этими словами Ленинид порылся сначала в одном кармане, потом в другом, вытащил карамельку «Чупа-чупс» без обертки и, стряхивая с нее налипшие крошки, забубнил:
– Знаю, любишь сладкое, вот вкусная конфетка, на палочке, лакомись на здоровье.
Похоже, я ошиблась, папашка набрался по самые брови. Стадия дарения «конфетки» предшествует полнейшему остекленению Ленинида. Он, скорей всего, выжрал почти литр водки. Ясное дело, что его нынешняя жена Наташка, дама суровая, борющаяся с пьянством мужа при помощи простых народных средств, кулака и скалки, выгнала свое сокровище вон. Но и я не лыком шита. Прожив все детство с алкоголичкой Раисой, терпеть не могу выпивох, и Ленинид великолепно об этом знает, хоть мы и встретились с ним, когда я, давно став взрослой, похоронила мачеху. [2] Поэтому сегодня не пущу к нам папашку. Пусть едет куда хочет и сидит там, пока не протрезвеет.
2
История жизни Ленинида рассказана в книге Дарьи Донцовой «Черт из табакерки».
ГЛАВА 4
– Ну доча, – ныл Ленинид, опасливо косясь на меня, – не злись на папку. Один я у тебя, другого-то не будет. И не пил вовсе, так, пригубил чуток от радости. Ей-богу, только пару бутылок пивка тяпнул, водки ни граммульки, ни капельки, лишь «Клинское» светлое, его даже детям дают, от него одна польза и никакого вреда.
– Что же тебя столь обрадовало? – спросила я.
– Так Наташка отдыхать уперлась! – счастливо воскликнул папенька. – Вместе с сыном и жабой. Путевку взяли, в санаторию отъехали, на трехразовое питание, нервы лечить.
– С кем? – удивилась я.
Воображение мигом нарисовало Наташку, весьма грузную особу, бодро шагающую к самолету. В руках наша бывшая соседка и моя теперешняя «маменька» сжимает банку, в которой сидит здоровенная лягушка с выпученными глазами. Но откуда она у Наташки? Жена Ленинида самозабвенно разводит цветы, а к животным совершенно равнодушна.
– С кем она уехала? – повторила я.
– С сыном и с жабой, – повторил Ленинид, – с моей тещей, чтоб ей минеральной водой захлебнуться там, любимой маме.
Тут только до меня дошло.
– Значит, Наташка с сыном и с матерью укатила на курорт?
– Точняк, – подтвердил папенька, – желудок полоскать.
– А тебя к нам отправили?
– Опять верно.
– С какой стати?
Ленинид горестно пожал плечами:
– Сам не пойму, дали чемодан и велели: «Ступай к своей доченьке драгоценной. Мы тебя тут одного не оставим, нажрешься, как свинья, грязь разведешь, баб притащишь». Сумку сложили и выпихнули.
Я ринулась к телефону. Ну, Наташка, погоди! Сейчас выскажу ей все, что про нее думаю.